Берналь Кастильо - Правдивая история завоевания Новой Испании

21 Пирамида храма Кецалькоатля (бога ветра Эекатля, ипостаси Кецалькоатля).

22 Вероятно, богини Сиуакоатль (Chihuacoatl — «Женщина Змея»); одна из важнейших богинь в религии и мифологии мешиков, — богиня земли, деторождения и войны.

К главе «Нахождение клада. Первые неудачи»

1 Кабальерос (caballeros един., число caballero — конник, рыцарь, средний дворянин) - в данном случае Кортес подчеркивает уважительное отношение к своим соратникам.

2 Наутла (Nauhtla) - такое же название этого поселения и у Берналя Диаса; ныне — город Наутла (Nautla).

3 …на северном побережье — в этом случае, поскольку в XVI веке испанцы называли воды Атлантического океана у Центральной Америки — Северным морем, а воды Тихого океана — Южным морем, то северное побережье — это восточное побережье Центральной Америки, омываемое водами Атлантического океана.

К главе «Пленение Мотекусомы»

1 …были в полном вооружении, но это не могло возбудить подозрения, так как в ином виде Кортес и его свита никогда не появлялись во дворце Мотекусомы. — Недвусмысленное указание Берналя Диаса, что Мотекусома II и его ближайшее окружение с самого начала, то есть с момента вступления войска Кортеса в Мешико, были под вооруженным контролем конкистадоров — под угрозой смерти. Вот несколько свидетельств современников конкисты, прямо указывающих, что Мотекусома II был пленен в день вступления Кортеса в Мешико. Так Бернардино де Саагун в труде «Всеобщая история Новой Испании» описание первой встречи Мотекусомы II с Кортесом (начало см. прим. 3 к главе «МОТЕКУСОМА») заканчивает следующими словами: «(Книга XII, глава XVI)… 8. — Затем дон Эрнан Кортес взял Мотекусому за руку и они пошли по улице совместно в королевские строения [(дворцовый комплекс Ашаякатля)]. 9. — При встрече вместе с Мотекусомой находились нижеследующие сеньоры: сеньор Тескоко, которого звали Какамацином; второй, сеньор Тлакопана, которого звали Тетлепанкецальцином; третий, тот, что управлял в Тлателолько, которого звали Ицкауцином [(Ицкауцин был военным губернатором в Тлателолько)]; четвертый, майордом [(в этом же труде Саагуна, в той же XVI главе XII книги, но в версии текста на языке науа, он назван казначеем)] Мотекусомы, который имел место службы в Тлателолько, которого звали Топантемокцином. 10. — Помимо этих более знатных на улице, там находились многие менее знатные мешики, нескольких таких звали: Атлишкацин — тлакатеккатль [(tlacateccatl)], Тепеоацин — тлакочкалькатль [(tlacochcalcatl)], Кецальастацин — тисосиуакатль [(tizozihuacatl)] и Тотомоцин — экатемпатицин [(hecatempatitzin)], и еще Куаппиацин; все эти, когда пленили Мотекусому, оставили его без помощи и скрылись [(там же, но в версии текста на языке науа дается более точная оценка: «(Книга XII, глава XVI) 15. — Когда пленили Мотекусому, они всего лишь скрылись, спрятались, его покинули все вместе в беспорядке подло!..»)] Глава XVII О том, как испанцы с Мотекусомой прибыли в королевские строения и всеми его, кто туда перешел. 1. — Когда испанцы прибыли с Мотекусомой в королевские строения, то вслед затем его задержали у себя, никогда больше ему не позволили отлучаться от себя и также задержали у себя Ицкауцина — губернатора Тлателолько; этих двух задержали у себя, а остальным позволили уйти, и потом палили из всего огнестрельного оружия, которое привезли, а от этого шума и дыма всех выстрелов индейцы, которые там находились, останавливались, как ошарашенные, и передвигались, как пьяные; начали распространяться различные очень пугающие сообщения, и таким образом те, кто там был и кто не был, получили один смертельный ужас. 2. — [Конкистадоры] проспали всю эту ночь, а затем очень рано утром другого дня начали оглашать сообщение от предводителя [(Эрнана Кортеса)] и сообщение от Мотекусомы, чтобы они [(мешики)] принесли все нужное для испанцев и для лошадей, а пилли [(piles)] и ачкаутли [(achcouhtles)], и другим чиновникам, занимающимся снабжением, не хотелось подчиниться Мотекусоме и приходить к нему [(опасаясь конкистадоров)]; тем не менее все они обеспечивали [конкистадоров] всем нужным. 3. — Испанцы после того, как расположились, согласно порядку, с резервом и отдохнули, начали допрашивать Мотекусому о королевской казне, спрашивая, где она находится, и он повел их в зал, называемый Теукалько [(Teuhcalco)], где были драгоценные головные уборы из перьев и другие драгоценные ювелирные изделия из перьев, золота и [драгоценных] камней, а затем они стали это вытаскивать из них. 4. — Испанцы вытаскивали золото из головных уборов из перьев и круглых щитов и других праздничных украшений, которые там были, и вытаскивая золото, они разрушили все головные уборы из перьев и драгоценные ювелирные изделия, а золото переплавили в слитки, и забрали они самые лучшие [драгоценные] камни, а все [драгоценные] камни похуже и перья забрали индейцы из Тлашкалы, и обшарили испанцы весь королевский дворец, забирая все, что им нравилось». Бартоломе де Лас Касас в трактате «Краткое донесение о разорении Индий» сообщает: «И в тот же самый день [(в день вступления конкистадоров в Мешико)], судя по тому, как мне сказали те, кто там находился… испанцы пленили великого короля Мотекусому и поставили 80 человек охранять его, а затем заковали его в кандалы». Он же в другом своем труде «История Индий» пишет: «(Книга III, глава 116)… К тому же и в Мешико я не раз вел с ним [(Кортесом)] беседы и сказал ему, разве по совести он поступил, взяв в плен столь славного короля Мотекусому и отняв у него обманом его владения, и он в конце концов во всем со мной согласился и молвил: Qui поп intratper ostium, fur est el latro [(лат. Кто не через дверь входит, тот грабитель и разбойник)]. И тут я сказал ему напрямик, этими самыми словами: Да внемлет Ваш слух тому, что уста глаголят. И потом все кончилось смехом, хотя в душе я проливал слезы, видя его бесчувственность, и почитал его человеком погибшим». Диего Дуран в «Истории индейцев Новой Испании и островов у материка» рассказывает: «И с такой торжественностью и рукоплесканиями вступил вышеупомянутый маркиз [дель Валье — Эрнан Кортес] в Мешико и был там в королевских строениях, в которых жил отец Мотекусомы [Ашаякатль]… эти строения были очень велики и состояли из многих покоев… Там разместился маркиз со всеми своими людьми; туда принесли ему все необходимое в большом количестве… по приказу Мотекусомы, который находился под стражей со всеми своими сеньорами в одном из покоев королевских строений, охраняемом тремя солдатами, в цепях и ножных кандалах». Индейский хронист Чимальпаин в «Анналах Чимальпаина Куаутлеуаницина» сообщает: «Как только испанцы без боя вошли в Мешико, они пленили, связали, заковали в цепи Мотекусому, а также Какамацина — правителя Тескоко и Ицкауцина — верховного военачальника Тлателолько». В судебном деле Педро де Альварадо [(Судебный процесс по делу Педро де Альварадо происходил в Мешико (Мехико), построенном испанцами на развалинах столицы мешиков, в 1529 г.)] один из пунктов обвинения, составленного на основе показаний очевидцев, гласил: «…И вышеупомянутый Педро де Альварадо обвиняется в том, что в то время, когда они [испанцы Кортеса] пришли в этот город Мешико (Теночтитлан), они пленили Мотекусому — сеньора этого города, и пленили в то время и некоего Какамацина, который был племянником упомянутого Мотекусомы — верховного сеньора этой земли… [(в том же судебном деле говорится)] В то время, когда прибыли испанцы в этот город Мешико, чтобы его завоевать и пленить Мотекусому…» Сам же Эрнан Кортес, оправдывая свои действия, в письме-реляции императору Карлу V сообщает, что Мотекусому II конкистадоры пленили не сразу, а лишь через 6 дней после вступления Кортеса в Мешико, называя захват верховного правителя мешиков вынужденной мерой, утверждая, что если бы Мотекусома II был на свободе, то он смог бы в любой момент переменить доброжелательное отношение к конкистадорам, прекратить снабжение продовольствием и, наконец, попросту напасть на пришельцев. Захват Мотекусомы II представлен Кортесом как вполне естественная и единственно правильная мера в столь напряженных и чрезвычайно опасных обстоятельствах. Кортес изображает Мотекусому II всемогущим императором обширнейшей империи, которому подвластны бесчисленные вассалы и сеньоры, жестоким, коварным и подозрительным деспотом, повеления которого заставляют трепетать от страха всех окружающих, суеверным, колеблющимся, закоренелым и кровожадным язычником, доверяющим больше таинственным знамениям и предсказаниям жрецов и колдунов, чем реальным фактам и здравому смыслу. Кортес утверждал, что пока Мотекусома II и высшие вельможи находятся в его руках, мешики будут остерегаться открыто начать борьбу против конкистадоров, а если Мотекусома II умрет, то конкистадоры, пусть даже и в борьбе, но посадят на трон в Мешико своего ставленника. Сей прием — вооруженный захват верховного правителя с целью устрашения и подчинения своей власти населения и захвата земель и богатств плененного индейского вождя, связанный с вымогательством золота и других ценностей путем шантажа, различных истязаний, заканчивающийся убийством плененного, не был изобретением Кортеса. Конкистадоры использовали этот прием с самого начала конкисты, со времен Христофора Колумба, и до ее окончания. В доказательство этого приведем два примера, из множества подобных, захвата конкистадорами индейского верховного правителя. Первый — совершенный на острове Эспаньоле (Гаити) в 1503 году конкистадорами под командованием губернатора Эспаньолы Николаса де Овандо, того самого родственника Эрнана Кортеса, в изложении Бартоломе де Лас Касаса, находившегося в то время на этом острове. Второй — совершенный на земле государства инков (Гауантинсуйу) в 1532 году конкистадорами под командованием Франсиско Писарро, в изложении участника конкисты «генерального контадора имущества Его Величества» Августина де Сарате. Бартоломе де Лас Касас в труде «История Индий» сообщает: «(Книга II, глава 9)… С собой он [(Николас де Овандо)] взял 300 пеших и 70 всадников, так как в то время на этом острове было мало кобыл и еще меньше жеребцов, и только самые богатые люди могли себе позволить роскошь приобрести кобылу для верховой езды, и ездили лишь те, кто имел свою лошадь, а на лошадях они и состязались в метании копья, и сражались, ибо лошади были обучены всему этому; и среди тех, кто поехал вместе с главным командором, были такие, которые заставляли своих кобыл танцевать, делать курбеты и прыгать под звуки гитары. Узнав о том, что главный командор собирается ее посетить, королева Анакаона, как женщина умная и учтивая, повелела вождям всех племен своего королевства и представителям от всех поселений собраться в город Харагуа, чтобы оказать достойный прием, проявить уважение и воздать почести прибывшему из Кастилии Гуамикине. А Гуамикина, предпоследняя гласная долгая, означает на их языке «высший властитель» христиан [на острове Эспаньоле]. И вот при великолепном королевском дворе собрались приветливые люди, мужчины и женщины, и это было зрелище, достойное восхищения. Выше уже было сказано, что по изяществу манер население этого королевства неизмеримо превосходило всех других жителей нашего острова. И когда прибыл главный командор со своей пешей и конной свитой (а его сопровождало, как мы сказали, свыше 300 сеньоров), Анакаона вышла ему навстречу вместе со многими правителями племен и несчетным числом местных жителей, и в честь прибывших был устроен большой веселый праздник, и индейцы по своему обыкновению пели и танцевали, так же как во время приема в честь посетившего эту провинцию и этот город, еще при жизни Бехечио [(Бехечио — правитель этой области, брат Анакаоны, правившей после его смерти)], брата Адмирала — Аделантадо [(Адмирал — Христофор Колумб, его брат Бартоломе Колумб — Аделантадо)], что описано в книге первой, главе 114. Затем главного командора поселили в каней — большом, самом лучшем в городе доме из тех, которые там строят, очень красивом, хоть и деревянном, покрытом соломой (это описано в нашей другой книге — «Апологетическая история»), а сопровождающих разместили в других, соседних домах вместе с местными испанцами; Анакаона и индейские правители оказывали приезжим всевозможные услуги, присылали им разнообразную пищу — и дичь, убитую на суше, и рыбу, выловленную в море, отстоявшем в полутора или двух легуа от этого города [(Харагуа, то же название носила и эта область — «провиния»)], и маниоковый хлеб, который они выращивали, и многое другое, что они имели или смогли достать, и обеспечили их людьми, которые прислуживали, когда это требовалось, за столом губернатора и других испанцев и ухаживали за лошадьми тех, кто приехал верхом; арейтос (так называются танцы индейцев) [(арейтос (множ. число), арейто (areito, единст. число) - действо антильских индейцев Эспаньола-Гаити, Куба и др.), сочетающее пение, танец и игру на музыкальных инструментах, совершавшееся при отправлении религиозных культов и во время празднеств; содержанием арейто являлись исторические предания, рассказы о героях, военных подвигах, о важных событиях в жизни племени)], веселых праздников и игр в пелоту, представляющих собой весьма занимательное зрелище, по-моему, тоже вполне хватало. Однако главный командор не пожелал наслаждаться всем этим, а напротив, вскоре принял решение совершить ради местных испанцев одно дело, которое в этой провинции до тех пор не практиковалось, а во всех остальных Индиях применяется часто и широко; а заключается оно в том, что когда испанцы прибывают и поселяются в каком-либо новом месте или в какой-нибудь провинции, где живет множество людей, и при этом оказываются в меньшинстве по сравнению с индейцами, то для того, чтобы вселить ужас в их сердца и заставить их при одном слове «христиане» дрожать как при виде самого дьявола, устраивается великое, жестокое побоище. И вот сеньор губернатор пожелал пойти по этому пути и совершить поступок, который произвел бы сильное впечатление, хоть он никак не подобал ни римлянину [(Испанцы сравнивали себя с римлянами, а Испанию с Древним Римом, и считали себя их наследниками.)], ни тем более христианину; и я не сомневаюсь, что это решение было подсказано губернатору теми римлянами, которые оставались здесь от группы Франсиско Рольдана [(Франсиско Рольдан Хименес (родился в 1462 г. — умер в 1502 г.) - уроженец Андалусии, конкистадор, участник 1-й и 2-й экспедиций Христофора Колумба. Был старшим алькальдом на острове Эспаньоле; возглавил заговор и мятеж против Христофора Колумба, был вызван в Испанию для дачи показаний, но утонул во время бури в виду острова Эспаньола)], и что именно они толкали его на это и в недобрый час уговорили совершить эту резню. И вот однажды, в воскресенье после завтрака, главный командор по предварительному сговору приказал всем, имевшим лошадей, сесть на них якобы для того, чтобы состязаться в метании копья, а всем пешим тоже собраться вместе и приготовиться; и тут Анакаона говорит главному командору, что она и касики хотели бы вместе с ним посмотреть на состязания в метании копья, и тот отвечает, что он очень этому рад, но просит ее сначала собрать всех правителей племен и вместе с ними прийти к нему в дом, так как он желает с ними поговорить. И было условлено, что всадники окружат дом и все испанцы, находящиеся внутри и вне дома, будут наготове, и когда губернатор прикоснется к золотому медальону, висящему у него на груди, бросятся на индейских правителей, находящихся в доме, и на Анакаону, а затем сделают с ними то, что им было заранее приказано. Ipse dixit et facta sunt omnia [(лат. Сам сказал, и все сделано)]. Входит благородная сеньора королева Анакаона, оказавшая столь большие услуги христианам и вытерпевшая с их стороны немало тяжких оскорблений, обид и недружелюбных поступков; вместе с ней входят 80 правителей, встают рядом с ней и, ничего не подозревая, простодушно ожидают речи главного командора. Но он не говорит ни слова, а прикасается рукой к висящему на его груди медальону, и тут его спутники обнажают мечи, а Анакаона и все правители начинают дрожать, полагая, что их собираются разрубить на куски. И тут Анакаона и все другие начинают кричать и плакать, и вопрошать, за что им хотят причинить зло; испанцы же поспешно связывают индейцев, выходят из дома, уводят с собой только одну связанную Анакаону, оставляют у входа в каней (большой дом) вооруженных людей, чтобы никто больше не смог оттуда выйти, поджигают его, и вот он уже пылает, и несчастные властители и короли сгорают живьем на своей собственной земле, превращаясь в уголь вместе с деревом и соломой. Между тем всадники, узнав, что пешие испанцы, находящиеся в доме, уже начали связывать индевев, с копьями в руках помчались по улицам, приканчивая всех, кто попадался на пути; а пешие испанцы тоже не дремали, пустили в ход свои мечи и убивали кого могли, а так как для участия во встрече нового Гуамикины, которая оказалась столь трагической для индейцев, прибыло бесчисленное множество людей из разных мест, то число жертв этой жестокой расправы — истребленных мужчин, женщин и невинных детей — было огромным; и случалось, что некоторые испанцы, либо из жалости, либо из жадности хотели спасти некоторых детей или подростков от смерти и сажали их на лошадь позади себя, но другие испанцы настигали их и пронзали копьями [детей и подростков]. Другие при виде мальчика, лежащего на земле, даже если его кто-нибудь держал за руки, подбегали и отрубали ему мечом ноги; а королеву и властительницу Анакаону, чтобы оказать ей честь, повесили». До того, как повесить красавицу Анакаону, конкистадоры заставили ее, связанную и беспомощную, в течение трех месяцев смотреть как сжигают и убивают ее людей. Августин де Сарате в труде «История открытия и завоевания Перу» рассказывает: «…На следующий день [16 ноября 1532] года утром губернатор [Франсиско Писарро] приказал, чтобы отряд в 60 всадников разделился на три части и в трех различных местах эти люди укрылись бы в засадах, и поручил он командовать ими капитанам [Эрнандо] де Сото и [Себастьяну] Белалькасару. Сам же он с Эрнандо Писарро, Хуаном и Гонсало Писарро, со всей пехотой и артиллерией [(по разным данным войско Франсиско Писарро в это время состояло из: 62-67 кавалеристов, 106-110 пехотинцев, из них 23 аркебузника, двух или более орудий и множества союзников-индейцев)] укрылся в другом месте и повелел, что без его разрешения или до того, как прогремит пушечный залп, никто не смел бы пошевелиться. Атауальпа провел день, отдавая своим военачальникам распоряжения, как и с какой стороны они должны будут ворваться в лагерь, и приказал одному из них по имени Руминьяуи [(Ruminahui, на кечуа — Руминьяви, «что означает каменный глаз, потому что у него на одном глазу было бельмо»)] с пятью тысячами индейцев сесть в засаде, как раз против того места, откуда должны были войти в лагерь христиане. Руминьяуи надлежало следить за тылом испанцев и перебить их всех до одного в те минуты, когда они бросятся прочь из лагеря. Атауальпа шел к месту нового лагеря очень медленно, покрывая расстояние в одну малую легуа за 4 часа. Он прибыл в паланкине, который несли на своих плечах вожди. Впереди его шло 300 индейцев, которые расчищали дорогу, убирая с нее не только камни, но даже мелкие соломинки, а за Атауальпой явились на носилках и в гамаках прочие касики и вожди, и считали они все, что христиан так мало, что легко их будет взять голыми руками. И так думали они потому, что один индейский губернатор сообщил, что испанцы немногочисленны и так слабы и неповоротливы, что не могут ходить на собственных ногах, и поэтому ездят они верхом на больших овцах и овец этих называют конями [(у индейцев тогда не было слова, обозначающего лошадь, — «огромное животное», которое они сравнивали с ламой — южноамериканской «овцой» («бараном»); также индейцы сообщали, что ноги этих «огромных животных из серебра», вероятно, их ввело в заблуждение то, что лошади были подкованы. Одетые в доспехи и вооруженные испанцы, конечно же уступали в «поворотливости» индейцам, но благодаря тем же доспехам и оружию превосходили их в бою)]. И убежденный во всем этом вступил Атауальпа в ограду, что окружала лагерь Кахамарка. И увидел [Атауальпа], что испанцев мало и что все они пешие (всадники были спрятаны в засаде), и решил, что не осмеливаются они появиться перед ним и что не ожидали они его прибытия. И, приподнявшись на носилках, сказал он своим людям: «Они будут нашими пленниками». И ответили все утвердительно. А затем подошел к нему епископ фрай Внесите де Вальверде,с молитвенником в руках и рассказал ему, как Бог в троичном естестве своем сотворил небо и землю и все, что на земле есть, и сделал Адама, который был первым человеком на земле, и из бока Адама извлек супругу его Еву, и что от четы этой все мы ведем свой род, и что из-за непослушания наших первых прародителей все мы впали в грех, и не было дано нам счастья лицезреть Бога и подняться к небесам до тех пор, пока Христос, искупитель наш, не появился на свет, рожденный Девой, дабы спасти нас. Именно для этого принял он смерть и муки. И что после воскрес Он во славе и пребывал некоторое время на земле, а затем вознесся на небо, оставив в мире вместо себя Сан Педро и его преемников, сидящих в Риме и именуемых наместниками Христа — папами. И папы разделили все земли во всем мире между государями и королями христианскими и дали этим государям право конкисты, и что одна из тех провинций была вручена Его Величеству — императору и королю дону Карлосу нашему сеньору, и Его Величество направил в эти места губернатором дона Франсиско Писарро, дабы поставить его, Атауальпу, в известность обо всем том, что выше говорилось, и что если пожелает он, Атауальпа, принять святую веру крещением и подчиниться губернатору, то есть поступить так, как делают все христиане, то дон Франсиско Писарро защитит и охранит его и, владея в мире и справедливости здешней землей и оберегая ее свободу, [поступит так], как обычно поступает губернатор с королями, подчинившимися ему без сопротивления. Если же поступит Атауальпа против сказанного, то пойдет на него губернатор войной жестокой, сметая огнем и мечом все живое с копьем в руке, что же касается Евангельского Закона и Христовой веры, то предоставляется Атауальпе, осведомленному об этой вере, по собственной воле приобщиться и сделать все для спасения души своей. Но если он того не пожелает, никто за отказ чинить насилий ему не будет. И выслушав это, сказал Атауальпа, что земли здешние и все, что на них имеется, приобрел его отец и его деды, которые оставили их его брату инке Уаскару, но так как он победил Уаскара и заточил его в темницу, то ныне владеет ими сам и считает своими. И сказал он далее, что не знает, как это Сан Педро мог кому-бы то ни было его земли дать, и что если даже и дал бы их Сан Педро, то он, Атауальпа, о том и ведать не ведал и ведать не желает. А что Иисуса Христа, сотворившего небо, и людей, и все сущее, он не знает, а известно ему, что все сотворено солнцем, и солнце почитают здесь как бога, а землю как мать, и — свои уаки [(святыни)], и что родоначальником людей был Пагакама [(на кечуа — Пача-камак)]. О Кастилии же он не знает ничего и не видел ее никогда. И спросил он епископа, каким образом сможет он убедиться в том, что все, что ему говорилось, — истинно. Тогда епископ сказал, что в книге, которую он держит в руках, заключена истина эта, ибо видит он перед собой писание Бога. И Атауальпа попросил у него эту книгу, повертел ее, перелистал страницы и сказал, что эта книга не говорит и не произносит никаких слов, и швырнул ее прочь. И повернулся епископ к испанцам и воскликнул: «На них, на них!» А губернатор, понимая, что если индейцы бросятся в бой первыми, то они легко разгромят испанское войско, кинулся вперед и приказал Эрнандо Писарро исполнить все, что заранее было условлено, и затем велел артиллерии дать залп, и в этот момент устремились в лагерь с трех сторон всадники, а губернатор с пехотой ринулся к тому месту, где находился Атауальпа. Но сгрудились индейцы вокруг носилок и оказали жестокое сопротивление, и было их так много, что на место одного павшего сразу вставало несколько воинов. И губернатор, видя, что малейшее промедление будет гибельным, ибо, хотя и убивали испанцы многих индейцев, но редели их собственные ряды, в яростном порыве устремился к носилкам, схватил Атауальпу за волосы (а были они у него весьма длинными), рванул его к себе и вытащил вон из носилок. В это время христиане нанесли столько ударов по носилкам (ибо носилки были золотые), что ранили губернатора в руку, но губернатор свалил Атауальпу на землю и связал его. Индейцы узрели своего сеньора поверженным и связанным как раз тогда, когда с разных сторон набросились на них всадники, которых они так боялись, и повернулись они вспять и бросились бежать, не используя своего оружия, и так стремителен был их бег, что сбивали они друг друга с ног. И такое количество людей кинулось к ограде, окружавшей поле битвы, что проломили они стену, стремясь из этой ограда выйти. И всадники преследовали бегущих, покуда ночная тьма не вынудила их возвратиться. А Руминьяуи, услышав грохот пушек и увидя, как один христианин сбросил со сторожевой вышки того индейца, который должен был ему дать знак для вмешательства в битву, решил, что испанцы победили, и со всеми своими людьми бросился бежать и бежал без остановки до самой провинции Кито, от поля битвы отстоявшей на 250 легуа».