Петр I - Сергей Эдуардович Цветков
Дошло до того, что священники считали для себя недосягаемой честью, которую «страшно восхитить по собственному почину», — подойти в церкви к архиерейскому благословению! А как же не страшно, если архиереи бранили священников в церкви самыми поносными словами и в гневе могли зашибить неугодившего, — и то еще хорошо, ведь дело могло кончиться плетьми, цепями и колодками. Жесток и страшен архиерейский суд!
Ничего отрадного в смысле высоты жития не являло и забитое, напуганное и необразованное низшее духовенство. Безместные священники сидели кучками в Москве у Спасских ворот и на Варварке, «безчинства чинили всякие, меж собой бранились и укоризны чинили скаредные и смехотворные, а иные меж себя играли и на кулачках бились». Многим безграмотным искателям священнического чина взяточничество архиерейской челяди было даже на руку: даст такой ставленник кому следует то, что следует, выучится с голосу двум-трем псалмам, и, когда архиерей заставит его прочесть что-нибудь, услужливая рука архиерейского подручного раскроет перед ним Псалтирь на нужном месте, и он, как по писаному, отбарабанит затверженный псалом. И архиерей со спокойной душой посвятит невежду, который «и скота пасти не умеет», яко «достойно и праведно разумеющего святые книги честь».
А приедет такой поп на приход — и за многие годы ни одной литургии не отслужит. Зато согласится прочесть молитвы в шапку, принесенную заботливым прихожанином от своего домочадца, не могущего пойти в церковь; а тот и нахлобучит дома эту шапку по самые уши на теменное гуменцо, заботливо выстриженное для лучшего проникновения благодати иерейской молитвы. Отслужит такой священник и молебен под дубом, чтобы потом раздать народу ветви и листья как освященные.
Если посмотришь на платье такого батюшки, то и не разберешь — не то поп, не то волхв, не то чучело огородное: ходит в «гнусных многошвейных одеждах», в белых некрашеных сукнах, с узкими рукавами и в лаптях. Иной и возложит на себя церковное облачение, а на ногах лапти в грязи обваленные, а кафтан нижний «весь гнусен». Приходилось Петру издавать духовные регламенты, в которых епископам предписывалось смотреть, чтобы священнослужители хранили на себе благообразие, одежду бы имели хоть и убогую, но чистую и единой черной, а не иной краски, не ходили бы простовласы, не ложились бы спать по улицам, не пили бы по кабакам, «ибо такие неблагообразия показуют их быти ярыжными»…
И если бы дело было только в нечистоплотности и невежественности! Но поведение духовных пастырей вполне соответствовало их скудному нательному и умственному добришку. В духовенстве особенно укоренилась «сатанинская злоба безмерного хмельного упивания» с той хвастливой «силой и храбростью к питию», которая составляет последнюю душевную отраду присяжного «питуха» из царева кабака. Драки в алтаре из-за молебных денег, побиение домашних, подлоги и плутовство были обычным явлением в священнической среде. В Петербурге один священник пришел в церковь, увидал, что в алтаре «свечи зажжены не по уставу», и, позвав в алтарь виновного в этом упущении дьячка, стал бить его посохом. Другой священник избил дьякона, третий прихожанку, а четвертого самого так хватил по голове деревянным запором пономарь, что тот упал замертво. В Москве, в Успенском соборе, дьяконы во время богослужения кидали воском в служащих обедню священников! Принимали священнический сан не для Иисуса, а для хлеба куса. В 1719 году в Сенате рассматривалось несколько дел о священниках и дьяконах, промышлявших разбоем. В том же году торопецкий благочинный собирал деньги со своих подчиненных попов будто бы на образ, который надо поднести государю при его проезде; однако собранные деньги остались в кармане благочинного. Настоятель петербургского Троицкого собора однажды усмотрел на мосту самостоятельно шествовавшего гуся, погнался за ним, да, на беду, все это увидел хозяин гуся, поднял шум и ославил отца настоятеля перед целым светом.
Еще непригляднее выглядело черное духовенство. Давно миновали на Руси те времена, когда множество людей шли в монастырь не для покоя телесного, а на духовный подвиг, искупать грехи мира сего. Теперь в обители стекался всякий сброд, ищущий дарового хлеба и привольной жизни. Обездоленные природой и истрепавшие в лохмотья свою совесть, они черным клобуком, как могильной насыпью, прикрывали невзрачную и постыдную летопись своей жизни, читавшуюся на их узких лбах и испитых лицах. Богослужение, молитва, послушание, подвиги и воздержание в монастырях уступили место пьянству, безначалию, разнузданности, алчности. Забыв свои обязанности и обеты, или, скорее, по невежеству и не зная их, монахи в бесстрашии пьянствовали, проводили жизнь в бесчинстве и своеволии, «беспутно волочились», шлялись по кабакам, производили «многую вражду и мятеж». Ростовский преосвященный Георгий Дашков в отчаянии писал царю, что в его епархии «чернецы спились и заворовались». В погоне за наживой монахи не гнушались ничем: венчали браки, чего им нельзя делать по уставу, давали деньги в рост под лихвенные проценты, расхищали монастырскую казну. Архимандриты ссорились с братией и пытали заподозренных в краже служек, забивая им под ногти деревянные спицы.
Куда только девалась исконная приверженность русских людей к древнему благочестию, их готовность умереть за единую букву в слове святых отцов? Паства показывала себя достойной своих пастырей. Муж, желавший избавиться от жены, призывал в дом «неведомого монаха», и тот за добрую мзду постригал неугодную супругу в монахини, не спрашивая ее согласия. Помещик, разъярившись, бил и увечил пришедшего к нему с требой священника, причем «Святые Тайны розлил из потира и топтал ногами». На Москве многие старики у отцов духовных на исповеди не бывали лет по шестьдесят, «и не ради раскольничества, но ради непонуждения пресвитерского». Русский человек, по замечанию Ключевского, словно отбывал свою веру как церковную повинность, наложенную на него ради спасения чьей-то души, только не его собственной, спасать которую он не научился, да и не желал: «Как ни молись, а все чертям достанется». Суеверие — «бабье богословие» — заменяло религиозность верой в сон и чох, во всемозможные заклинания и чудеса. Архиереи при строительстве
