Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Вот и все. Я счастлива, что отправлять книгу он не поручил своему секретарю — это раз; и еще более, что между Вами и им не произошло никакого грустного и оскорбительного недоразумения.

(Я сейчас очень берегу — и себя и других — именно от недоразумений. Иное дело — своя или чужая вина, через которую переступить, которую простить нельзя. См. у Пушкина «Когда твой друг на звук твоих речей…»).

_____________________

Да, да, Вы правы — в конце концов язык все «умнет», все приведет, как говорил К. И., «к складу и ладу» и, как сказал Пушкин — все зависит от соразмерности и пр. Но больно видеть (слышать!) полное равнодушие интеллигенции. Представьте себе, я часто объясняю знакомым, что не Ке Чуковский, а Ка Чуковский… То есть что существует русский алфавит с определенным названием букв…

«Кассир и директор обе уверили» — это, конечно, прелесть. Но объясните мне, ради Бога, почему я прочла недавно: «М. Петровых была известна как переводчик»? Почему не переводчица. Уже и учительница географии превращена (кое-где) в учителя.

Редактор или редакторша? Врач или врачиха? Тут я буду следовать мудрому совету Т. Габбе: «Выход один — как можно скорее дать врачу или редактору женское имя и отчество. „Мой редактор, Клара Николаевна, сказала…“ „Мой врач, Марья Степановна, велела…“»

А вообще — пусть все как хотят. Недавно один молодой человек спросил меня, почему я говорю «Чистополь»? — «А как надо?» — «Я сам оттуда, мы говорим Чистополь». — «Ну и на здоровье». Другой, когда я сказала ему «включим радио», — просто меня не понял. «Что?» «Включите, говорю, радио». Он рассмеялся: «Л. К., надо говорить: „включим“… Да, да: „включим“, „подключим“».

Я решила никого не поправлять, но говорить, как говорю. Знаете, К. И. один раз сказал мне: «Русский язык требует склонений. Нечего иностранные слова, вошедшие в быт, употреблять как посторонние. Следует писать и говорить: „польты“, „здесь много польт“ и пр. Это в духе нашего языка». Но я так говорить и писать не стану.

PS. Очень, очень прошу Вас, дорогой друг, если будете писать в Пярну[804] — не пишите укоризн. Право же, не стоит.

8.07.86.

Дорогая Лидочка!

Я не собирался спорить с Давидом Самойловичем, и никаких «оскорбительных недоразумений» между нами не было и не могло быть. Я просто долго не писал ему (но и он на мое последнее письмо не ответил). Сейчас, получив (не без Вашего, конечно, доброго вмешательства) московский сборник, написал, поблагодарил, пожалел, что нет там моего любимого «Снегопада».

С чувством благодарности прочел в «Ленинградской правде» текст выступления на съезде Д. С. Лихачева (в «Литературной» его, кажется, не было)[805], где он настаивает на академическом издании Чуковского и на признании его музея в Переделкине.

Надежда, которой я все эти годы жил, как будто как-то подкрепляется. Дай Бог не ошибиться.

_____________________

Как рад я был услышать Ваш голос по телефону. Не сразу узнал — поверил.

Передал Ваш привет Маше. Она обрадовалась. Очень любит и Вас, и Люшу. Близких-то, ведь, немного осталось.

Неожиданно — и тоже через Вас — возник в нашей жизни Леонид Петрович.

Вчера получил от Маши письмо. Грустное письмо это заканчивается словами: «Отрадно, что придет милый Л. П.».

Потрясли меня Ваши воспоминания о том, как К. И. учил Вас говорить «польта» и «польт».

А Вы знаете, что наш Шкидский президент Викниксор, В. Н. Сорока-Росинский, человек с университетским образованием, требовал, чтобы мы склоняли именно эти слова. И все-таки не заставил, не убедил.

Ке Чуковский? Удивляетесь? А удивляться поздно. Как кому хочется, так и произносится. Радио и телевидение слушаете хоть иногда? ФЭЭРГЭ (ФРГ), СЭШЭА (США). Переименовали названия букв? Нет. В той же передачке можете услышать ЭРЭСЭФЭСЭР (А не РЭСЭФЭСЭРЭ).

27/VII 86.

Дорогой Алексей Иванович.

У меня для Вас и Машеньки припасены два подарка: сборник М. Петровых «Черта горизонта» (ее стихи и воспоминания о ней), а также пластинка с записями голоса. Жду оказии в Ленинград: боюсь, что на почте пластинку разобьют. Книгу могу послать заказной бандеролью хоть завтра — но боюсь, не разбудит ли Вас почтальон.

А голос у нее — дивный. И какое лицо!

_____________________

Получила коротенькое письмо от Самойлова. У него умерла мать. Раньше она жила в Москве у старшего внука, а в последний месяц в Пярну, у Д. С. Умерла у него на руках. Ей было 90 лет… Письмецо Д. С. коротенькое и скорбное («мама перед смертью звала свою маму»), а кончается оно фразой: «получил необычайно трогательное письмо от Алексея Ивановича».

_____________________

Многие выступления на Съезде были очень хороши и остры[806]. Благодарность моя академику Лихачеву безмерна… Что касается результата — то — разумеется — отклик во всех душах благотворный — но… далее не знаю. Ни насчет дачи Б. Л., ни насчет дачи К. И.

_____________________

Я Вам, наверное, не точно написала о «польтах». К. И. говорил, что он считает правильным, т. е. соответствующим духу языка — «польты», «польт», «польтами». «Но, — прибавлял он, — сам я так ни говорить, ни писать не стану ни за что».

18/IX 86.

Дорогой Алексей Иванович.

Посылаю Вам, наконец, давно обещанную пластинку Петровых. Надеюсь, «Черту горизонта» Вы уже получили.

Пользуюсь случаем познакомить Вас с давним моим другом, Анатолием Генриховичем Найманом. Дружбе моей с ним уже лет двадцать.

Крепко обнимаю Вас и Машеньку. Думаю о том, как тяжко обошлась вам обоим траурная дата[807].

Всегда с Вами.

23.09.86.

Дорогая Лидочка!

Только что позвонил Анатолий Генрихович[808]. Будет через 30–40 минут. Хочу успеть написать Вам за это время, поблагодарить Вас за пластинку, которой еще не видел. Книгу М. Петровых тоже не получил.

Рады — и Маша и я — возвращению Леонида Петровича. Он был у нее в воскресенье, показывал сделанный им фильм «Елениум» (что-то вроде «Вампуки»[809] на гомеровский сюжет).

Е. Путилова прислала мне на днях свою книгу «Началось в республике Шкид» — обо мне, — книгу, вызвавшую у меня уныние и тошноту еще в рукописи. Хороши там только некоторые фотографии (в том числе Корнея Ивановича).