Винсент Буглиози - Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Возможно, Канарек надеялся: это будет для Линды таким шоком, что она сделает какое-то опасное для себя признание. Вместо этого он добился лишь одного — выявил контраст между Линдой

Касабьян и остальными подсудимыми; всем присутствующим стало окончательно ясно, что в отличие от убийц Линда — человек, способный на глубокие эмоциональные переживания. Дикость, бесчеловечность совершенных преступлений сильно расстроили ее.

Демонстрация Линде этих фотографий была явной ошибкой. И другие представители защиты вскоре осознали это. Всякий раз, когда Канарек показывал очередную фотографию и затем просил вглядеться в какую-то малозначимую деталь, присяжные морщились или начинали ерзать в своих креслах. Даже Мэнсон — и тот вскоре заявил Суду, что Канарек действует сам по себе. Его адвокат, впрочем, продолжал настаивать.

Дождавшись перерыва, в холле ко мне подошел Рональд Хьюз: “Знаешь, Винс, я хочу извиниться…”

“Не стоит извиняться, Рои. Ты говорил в “пылу спора”. Жаль только, что Олдер принял это как оскорбление в свой адрес”.

“Да нет, я не об этом, — сказал Хьюз. — Я совершил нечто гораздо худшее. Это я предложил пригласить Канарека на роль адвоката Мэнсона”.

В понедельник, 10 августа 1970 года, Народ подал Суду прошение о предоставлении Линде Касабьян освобождения от судебного преследования. Судья Олдер подписал соответствующий документ в тот же день, но только тринадцатого числа официально снял все предъявленные Линде обвинения, и она получила свободу. Линда находилась под стражей с 3 декабря 1969 года. В отличие от Мэнсона, Аткинс, Кренвинкль и Ван Хоутен все это время она провела в одиночной камере.

Даже Гейл, моя жена, была обеспокоена. “Что, если она откажется от показаний, Винс? Сьюзен Аткинс так и сделала; Мэри Бруннер тоже. И теперь, когда с нее сняли обвинения…”

“Дорогая, я доверяю Линде”, — отвечал я жене.

Я действительно доверял ей, но где-то в глубине моего сознания то и дело всплывал вопрос: “Что станется с доказательством правоты Народа, если доверие будет обмануто?”

На следующий день Мэнсон передал Линде длинное письмо, написанное от руки. Поначалу казалось, что оно почти целиком состоит из бессмысленного набора фраз. Лишь хорошенько приглядевшись, можно было заметить, что ключевые мысли помечены в письме крошечными галочками. Выписанные на отдельную бумажку с сохранением допущенных ошибок, они гласили:

“Любовь не остановится если это любовь… Шутки в сторону. Посмотри в конец и начни сначала… Просто поддайся любви и отдай свою любовь свободе… Если бы ты не говорила то что говорила працесс бы не состоялся… Не теряй своей любви она ждет тебя… Как ты думаешь за что убили Джей-Си? Ответ: он был Дьяволом и плохим. Никому он не нравился… Не отдавай это никому или они найдут способ использовать это против меня… Этот працесс над Сыном Человеческим только покажет миру что каждый судит себя сам”.

Полученное Линдой сразу после предоставления ей неприкосновенности, письмо могло значить лишь одно: Мэнсон старался заманить Линду обратно в “Семью” в надежде, что, получив свободу, она опровергнет собственные показания.

Ответ Линды был прост: она вручила письмо мне.

Многие видели, как Мэнсон протянул ей письмо, но Канарек продолжал настаивать, что Линда сама вырвала его из руки Мэнсона!

Как ни странно, но самый эффективный перекрестный допрос Линды провел Рональд Хьюз. Это был его первый настоящий суд, и он частенько совершал процессуальные ошибки — но зато Хьюз не понаслышке был знаком с субкультурой хиппи, будучи ее частью. Он знал все о наркотиках, мистицизме, карме, аурах и вибрациях[171] — так что, расспрашивая Линду о подобных вещах, он заставлял ее выглядеть чуточку странной, “со сдвигом”. Именно

Хьюз заставил Линду признаться, что она верит в ESP[172] и что временами, находясь на ранчо Спана, она ощущала себя настоящей ведьмой.

В.: “Чувствуете ли вы, что вибрации мистера Мэнсона обладают контролем над вами?”

О.: “Возможно”.

В.: “Он действительно сильно вибрировал?”

О.: “Конечно, он и сейчас это делает”.

Хьюз: “Пусть в протоколе будет отмечено, Ваша честь, что мистер Мэнсон спокойно сидит на своем месте”.

Канарек: “Не похоже, чтобы он вибрировал”.

Хьюз задал Линде так много вопросов, касающихся приема наркотиков, что случайно забредшему в зал человеку могло показаться, будто Линде предъявлено обвинение в хранении недозволенных психотропных средств. И все же четкие, а зачастую и остроумные ответы Линды сами по себе доказывали то, что ее сознание вовсе не разрушено приемом ЛСД.

В.: “Так, миссис Касабьян. Вы говорили здесь, что считали мистера Мэнсона Иисусом Христом. Скажите, не казался ли вам кто-то еще Иисусом Христом?”

О.: "Биолеискии Христос".

В.: “Когда же вы перестали полагать, что мистер Мэнсон является Иисусом Христом?”

О.: “Той ночью в усадьбе Тейт”.

Я был совершенно уверен в том, что Линда произвела на присяжных хорошее впечатление, но все же был рад услышать и независимую оценку. Когда Хьюз обратился к Суду с просьбой назначить психиатров для обследования Линды, Олдер ответил ему: “Я не вижу причин для психиатрической экспертизы в данном случае. Она представляется мне человеком, обладающим абсолютно ясным сознанием и хорошей, правильной речью. До сих пор мне не приходилось наблюдать признаки нарушения ее способности запоминать события и рассказывать о них. Во всех отношениях свидетель проявляет замечательную способность четко выражать свои мысли, равно как и понимать обращенные к ней вопросы. Просьба отклонена”.

Хьюз весьма эффективно завершил свою часть перекрестного допроса Линды:

В.: “Вы говорили здесь о том, что ловили кайф от марихуаны, гашиша, фенциклидина, семян вьюнка, псилоцибина, ЛСД, мескалина, пейота, метамфетамина и ромилара. Верно ли это?”

О.: “Да”.

В.: “Вы говорили также о том, что за последний год у вас имелись две яркие иллюзии. Вы верили, что Чарльз Мэнсон и Иисус Христос — одно и то же лицо, не так ли?”

О.: “Да”.

В.: “Вы также считали себя ведьмой?”

О.: “Да”.

Хьюз: “Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю”.

Основная задача повторного допроса свидетеля вызывавшей его стороной — реабилитировать уже полученные показания после окончания перекрестного допроса. Линда практически не нуждалась в реабилитации; следовало разве что дать ей возможность представить оборванные защитой ответы в более полном, развернутом виде. Например, я дал Линде объяснить, что упомянутое ею “состояние шока” было оборотом речи, а не медицинским диагнозом, и что она вполне сознавала все происходящее.