Николай Миклухо-Маклай - Путешествие на берег Маклая

Выше я забыл упомянуть о табаке и пинанге, хотя оба обычая – жевать пинанг и курить табак – очень распространены на берегу Маклая. Арековая пальма не растет обильно на берегу; кроме архипелага Довольных людей и некоторых горных деревень, она редко где встречается. Процедура жевания пинанга следующая: разжевав пинанг, туземцы берут отточенной костью, хранимой в бамбуковой коробке или в сосуде из тыквы (калебасе), немного извести и кладут ее в рот, снимая зубами с кости, после чего жуют листья «сири»[209].

Хотя табак (туземное название «казь») здесь хорошо растет и разводится в большом количестве по всему берегу, тем не менее папуасы очень любили и высоко ценили привезенный мною прессованный американский табак. Почти при каждом празднестве я дарил им табак. После еды его разрывали на листочки, сушили над огнем, разделяли на мелкие кусочки и делали сигаретки, завертывая табак в зеленые листья, также высушенные на огне. Часто также употребляли этот табак в смеси с туземным. При курении папуасы глотают дым и выпускают его через нос. Одна сигаретка обходит кругом целый ряд курильщиков.

Завзятые любители музыки продолжают и после еды свои упражнения, тогда как другие, нетвердо держащиеся на ногах от кеу или отягченные слишком обильной пищей, ложатся и скоро засыпают. Другие, также осовевшие, хотят все-таки бодрствовать, что им стоит большого труда, так как их веки то и дело смежаются.

Против этого папуасы изобрели, однако, одно средство, обыкновенно помогающее. Сонливый любитель кеу обращается к приятелю, который предпринимает следующую операцию: травкой он раздражает роговицу и конъюнктиву до тех пор, пока глаза сони не наполняются слезами. Операция повторяется несколько раз, после чего, по уверению папуасов, сонливость проходит. Операция считается очень приятной, но помогает ли она всегда – это другой вопрос.

Случается, что туземцы не довольствуются одним пиром и посредством новых приношений или совместной рыбной ловли добывают провизию для нового пира. При ай главное – еда; чтобы отделаться от надоедливых женщин и детей, которые бы потребовали тоже свою долю, и чтобы есть и тут без стеснений, мужчины употребляют для этого музыкальные инструменты в виде устрашающего средства, а женщины привыкли верить в их дурное действие.

Приглашают мужчин из соседних деревень, чтобы с их стороны получить подобные приглашения при следующем случае. На память о прожитом ай в буамбрамре прячут нижнюю челюсть каждой зарезанной свиньи или собаки. Я нашел в некоторых буамбрамрах несколько дюжин таких воспоминаний.

В ноябре и декабре, когда папуасам приходится по условиям сезона меньше работать на плантациях, устраивается другой ряд праздников. Одни, доступные также только мужчинам, называются «ай-мун»; другие, устраиваемые в деревне, на которых разрешается присутствовать женщинам и детям, носят название «сель-мун».

На ай-мун имеют место своеобразные маскарады. Приносятся на место праздника свежеокрашенные айдоганы[210], которые играют при маскарадах выдающуюся роль. Ай-мун продолжается несколько дней, причем мужчины бывают особенно возбуждены. Днем и ночью, безразлично, чередуются маскарады, еда, музыка и т. д. То играет выдающуюся роль ай-мун, то сель-мун.

Бывают также кочевки ай из одной деревни в другую; при этом между наступающим аем и мужчинами, участвующими в сель-муне, дело доходит до мнимой борьбы. Меня так заинтересовали эти празднества, что однажды я почти не спал три дня и две ночи, чтобы присутствовать на одном из них в качестве зрителя. Однако рамки настоящих заметок не позволяют мне дать описание всего виденного.[211]

ОТДЕЛЬНЫЕ СТАТЬИ, ПИСЬМА, ЗАМЕТКИ

Введение

Спокойствие жизни среди обширного поля многосторонних исследований составляло самую привлекательную сторону пребывания на Новой Гвинее. Спокойствие это, благотворно действующее на характер, неоценимо, так как деятельность мозга, не развлекаясь различными мелочами, имеет возможность сосредоточиться на некоторых избранных задачах. Дни здесь кажутся мне слишком короткими, так как мне почти что никогда не удается окончить к вечеру все то, что я предполагал утром сделать в течение дня.

Сплю я здесь обыкновенно от 9, редко от 10 часов вечера до 5 утра; на сиесту (от часу до двух пополудни) полагается еще час. К этим восьми или девяти часам прибавляю на еду три раза в день около часа с половиной, на разговоры с туземцами и слугами уходит еще один час. На работу, таким образом, мне остается около 12 часов в день. Это распределение дня и занятий совершенно нарушается во время экскурсий.

Во время моего второго пребывания на берегу Маклая мне не приходилось терять времени на заботы о ежедневной жизни. Мои трое слуг вполне освобождали меня от этих докучных занятий; благодаря ружью и уменью обращаться с ним моего слуги из Пелау мой стол не имел недостатка в здоровой и свежей провизии. Кроме охоты, Мебли занимался также и рыбною ловлею.

Он сплел себе для этого корзину из бамбука, такую, какую употребляют его земляки на о-вах Пелау. Корзины эти называются там «пубами». Я приобрел для него туземную пирогу, и Мебли разъезжал вдоль берега, опуская в воду свой пуб там, где надеялся найти рыбу, и редко случалось, чтобы он вынул его пустым.

Кроме птиц и рыбы, у меня почти всегда были под рукою свиньи, домашние и дикие. Прибавив ко всему этому привезенные с собою рис, бобы, бисквиты, кофе, чай, шоколад и даже вино, очень порядочное бордо и шампанское, и пользуясь при этом услугами весьма порядочного повара Сале, я могу положительно сказать, что мой стол был достаточно разнообразен и, во всяком случае, здоров.

Случалось иногда даже такое embarras de richesses в этом отношении, что я даже имел возможность быть разборчивым и совершенно устранить свинину из моего стола. К тому же, я не желал заставлять моего повара-магометанина касаться до нечистого по его религии животного.

Мои отношения с туземцами. Несмотря на наилучшие отношения наши, я мог пользоваться только случаем. Чтобы видеть что-нибудь, я должен был «случайно» заставать туземцев. Достаточно было предупредить, что приду, или приказать, чтобы позвали меня, когда случится то-то и то-то, чтобы это повлияло на всю процедуру.

По опыту я пришел к выводу, что лучше всего относиться к обычаям туземцев с полным равнодушием, и только таким образом мне удается видеть кое-что из их интимной жизни, не искаженное скрытничанием и ложным стыдом. Несмотря на это утомительное движение в 1/4 и 1/5 шага вперед, я продолжаю этот путь, подстерегая, под видом безразличия, туземцев, и нередко даже хитростью добывая частички материала к их этнологии, поставив себе за правило верить только своим глазам.