Юрий Прокушев - Юность Есенина

Все больше Есенин сомневается в тех людях, кто пытался увести его юную музу в религиозно-библейские тенета; все решительнее поэт вслушивается теперь в биение народного сердца, мечтая стать певцом родной земли.

В клепиковские годы Есенин написал много лирических стихотворений и первую юношескую поэму «Сказание о Евпатии Коловрате…» Часть стихов тех лет не дошла до нас. Некоторые, очевидно, поэт переработал, другие уничтожил совсем. Однако ряд стихотворений 1910–1912 годов Есенин опубликовал в 1914–1915 годах, как только начал печататься в московских и петербургских журналах[118]. При этом отдельные ранние стихи («Выткался на озере алый свет зари…», «Поет зима — аукает…») перепечатывались по нескольку раз. Подготовляя свой первый сборник «Радуница» [119], Есенин включил в него восемь стихотворений клепиковского периода [120].

Однако далеко не все произведения этих лет были напечатаны при жизни поэта. Из отроческих стихов Есенин лишь немногие включал в свои книги. Так, например, он не стал печатать те стихи, которые в свое время передал Е. М. Хитрову. Последний рассказывает, что, когда Есенин «учился, он носил мне много своих стихотворений, которые я вкладывал в общий ворох ученических работ. Они все были написаны на отдельных листках. Но перед окончанием курса его учения в нашей школе я, как бы предчувствуя особую значимость его творений и не доверяя сохранности отдельных листков, просил его написать для меня отдельный сборничек своих стихов на тетради. Он мне принес одну тетрадь с четырьмя стихотворениями. (Вероятно, Е. М. Хитров ошибся, так как в тетради находятся не четыре, а пять стихотворений — (Ю. П.). Я сказал, что этого мало. Тогда он принес мне еще тетрадь с пятью стихотворениями. Эти две тетради у меня и остались в целости»[121].

Вскоре после смерти Есенина были напечатаны стихотворения «Моя жизнь» и «Что прошло — не вернуть», автографы которых находились в одной из хитровских тетрадей. Остальные стихи были опубликованы только в последние годы. Долгое время оставались неопубликованными и другие забытые произведения тех лет («Поэт», «Тяжело и прискорбно мне видеть»), В настоящее время известно более 30 стихотворений Есенина, относящихся к 1910–1912 годам[122]. Вместе со «Сказанием о Евпатии Коловрате…» эти стихотворения могли бы составить сборник, равный по объему «Радунице», в первом издании которой было 33 стихотворения.

Но важно не только количество. Хотя, конечно, и это имеет свое значение: одно дело 14 стихотворений 1910–1912 годов, а другое — когда выясняется, что в те годы их было создано поэтом по меньшей мере в два раза больше! Куда более существенна другая сторона. Теперь, когда наше представление о творчестве поэта в клепиковский период его жизни значительно обогатилось и расширилось, появляется настоятельная необходимость внести серьезные уточнения в те, порой далекие от истины, оценки ранней поэзии Есенина, которые давались в прошлом. Принято считать, что в ранних стихах Есенина много места занимают мотивы и образы, почерпнутые поэтом из религиозных книг и навеянные церковно-христианскими представлениями. Однако это утверждение едва ли справедливо по отношению к стихам клепиковского периода. Из 30 известных стихотворений этих лет только в трех («Калики», «Задымился вечер…», «Дымом половодье…») мы сталкиваемся с церковной лексикой и образами. Но и эти стихотворения были навеяны самой жизнью.

Гонимые, кто нуждой и недородом, кто надеждой исцеления в «святых» местах от тяжелого недуга, брели из конца в конец полевой Руси, по ее большакам и проселкам бедные странники, богомольцы, бродяги-монахи и нищие. Много их видела и Рязанская земля. Есенин позднее вспоминал, что, когда он жил в доме деда, бабка собирала «всех увечных, которые поют по русским селам духовные стихи от „Лазаря“ до „Миколы“»[123]. О незавидной судьбе этих нищих странников и рассказывается в стихотворении «Калики», причем у Есенина нет и грана религиозного преклонения перед святостью калик. Как и многие крестьяне, он, конечно, сочувствует их незавидной судьбе, но духовные стихи и песни калик не вызывают особых восторгов в его сердце.

Проходили калики деревнями,Выпивали под окнами квасу,У церквей пред затворами древнимиПоклонялись пречистому Спасу.Пробиралися странники по полю,Пели стих о сладчайшем Исусе.Мимо клячи с поклажею топали,Подпевали горластые гуси.Вынимали калики поспешливоДля коров сбереженные крохи.И кричали пастушки насмешливо:«Девки, в пляску! Идут скоморохи!» (1, 63)

Такие выражения, как «клячи… топали», «ковыляли убогие по стаду», «говорили страдальные речи», «подпевали горластые гуси», «идут скоморохи» и т. п., придавали стихам ироническую окраску. Какая уж тут «святость»!

К этому времени относится и стихотворение «Дымом половодье…». Здесь у лирического героя настроение умиротворенности, желание помолиться «украдкой» возникает вовсе не в храме божьем, а у алтаря природы:

Дымом половодьеЗализало ил.Желтые поводьяМесяц уронил.Еду на баркасе.Тычусь в берега.Церквами у пряселРыжие стога.Заунывным каркомВ тишину болотЧерная глухаркаК всенощной зовет. (1, 61)

Для молодого поэта природа — это чудесный и необъятный храм, в котором все прекрасно. Она подлинный герой ранней поэзии Есенина. Любовью к земле, к лугам и травам, лесам и озерам проникнуты строки многих юношеских стихов. В них звучат задушевные мелодии, как бы передающие дыхание самой природы: порывы ветра, шепот листьев, пение птиц, плеск речной волны.

Тихо дремлет река.Темный бор не шумит.Соловей не поет,И дергач не кричит.Ночь. Вокруг тишина.Ручеек лишь журчит.Своим блеском лунаВсе вокруг серебрит. (1,77),

Земная красота забрала в плен юное сердце поэта. Его лучшие ранние стихи пахнут весной, молодостью, полны очаровательного задора и веселья:

Темна ноченька, не спится,Выйду к речке на лужок.Распоясала зарницаВ пенных струях поясок.На бугре береза-свечкаВ лунных перьях серебра.Выходи, мое сердечко,Слушать песни гусляра! (1,67)

Там, где, казалось, пейзаж обычен, где свет и тени не захватывают внезапно воображения, где, на первый взгляд, в природе нет броских, запоминающихся картин и многое давно уже примелькалось, молодой поэт вдруг неожиданно и смело открывает новые краски: