Юрий Прокушев - Юность Есенина

 О легендах и вымысле, связанных с недолгой жизнью великого русского поэта.Прокушев Юрий Львович (16.05.1920, дер. Гришино, Московская обл. - 5 марта 2004, Москва). Рано занялся комсомольской работой. В 1944 году стал секретарём Московского обкома ВЛКСМ. Окончил Высшую партшколу, заочно Литинститут и Академию общественных наук при ЦК КПСС. В 1951 году защитил кандидатскую диссертацию. Почти всю жизнь занимался Есениным. В годы, когда поэзия Есенина отодвигалась на второй план, он способствовал ее решительной и справедливой переоценке. Ю. Л. Прокушевым был разыскан и введен в литературный обиход ряд неизвестных произведений поэта, прояснены многие стороны его жизни; им открыты ценные факты, важные для установления точной биографии знаменитого писателя. Много интересного Прокушев открыл в детстве и юношестве поэта.

OCR, fb2 V 1,0 — Izekbis.

Юрий Львович Прокушев

Юность Есенина

Легенды и действительность

Цветите, юные! И здоровейте телом!

У вас иная жизнь, у вас другой напев.

Есенину было тридцать лет, когда оборвалась его задушевная песня любви к Родине. Всего тридцать лет жизни! Более половины из них — на рязанской земле.

Рязанская земля — колыбель поэзии Есенина. Здесь началось пробуждение его творческих дум, и он впервые «схлестнулся с рифмой»; здесь в юное сердце поэта трепетно постучалась первая любовь; здесь он подружился на всю жизнь с молодой, зеленокосой, в юбчонке белой, березой и старым кленом на одной ноге; здесь навсегда стала бесконечно дорогой его сердцу «черная, потом пропахшая выть»; здесь он, затаив дыхание, слушал старинные легенды и предания о подвиге Евпатия Коловрата.

Мир народно-поэтических образов окружал его с первых же дней жизни:

Родился я с песнями в травном одеяле.Зори меня вешние в радугу свивали.

Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,Сутемень колдовная счастье мне пророчит[1].

И костер зари, и плеск волны, и серебристая луна, и шелест тростника, и необъятная небесная синь, и голубая гладь озер — вся красота родного края с годами отлилась в стихи, полные любви к русской земле:

О Русь — малиновое полеИ синь, упавшая в реку, —Люблю до радости и болиТвою озерную тоску. (1, 220)

А цветы! Любимые друзья поэта. Сколько чудесных встреч с ними было у Есенина! Они как бы радовались свиданию с поэтом в мягкой зелени полей и грустили в час прощания:

Цветы мне говорят прощай,Головками кивая низко.Ты больше не увидишь близкоРодное поле, отчий край. (2, 219)

Семнадцатилетним юношей Сергей Есенин покинул «ту сельщину, где жил мальчишкой», держа путь на Москву.

До последнего времени мы мало знали о детстве и юности поэта.

Множество статей, заметок, воспоминаний о Есенине напечатано у нас и за рубежом; из них лишь отдельные посвящены раннему периоду его жизни.

В них обычно подчеркивается влияние религиозно настроенных людей на молодого Есенина, а то и прямо говорится о «церковно-мистической закваске», полученной юным поэтом. Объясняется все это тем, что Сергей Есенин-де серьезно нигде не учился, литературу знал понаслышке, воспитывался в религиозной среде и приехал в 1915 году в Петроград этаким наивным, идиллически настроенным деревенским пареньком, влюбленным в красоту патриархальной сельской жизни.

Одним из первых в этом фальшивом хоре «почитателей» поэзии Есенина раздался в свое время голос декадентской поэтессы 3. Гиппиус. Вскоре после приезда молодого поэта в Петроград она выступила в журнале «Голос жизни» под псевдонимом Роман Аренский со статьей о Есенине, озаглавленной довольно претенциозно «Земля и камень». Салонную поэтессу больше всего умиляло, что «желтоволосый и скромный» паренек из Рязанской губернии сочиняет свои «земляные» стихи при полном «отсутствии прямой, непосредственной связи с литературой».

Вслед за Гиппиус другие литературные «знаменитости» тогдашнего Петрограда вкупе с рецензентами первой книги Есенина «Радуница», изданной в конце 1915 года, в какой-то мере способствовали рождению мифа о поэте, чуждом каких-либо литературных традиций и современной культуры. Один из рецензентов писал по поводу книги «Радуница»: «Соблазны культуры почти ничем еще не задели ясной души „рязанского Леля“. Он поет свои звонкие песни легко, просто, как поет жаворонок… „Микола“, открывающий сборник, весь пронизан красотою кристально-чистой, детски-трогательной религиозной и бытовой гармонии»[2]. Позднее, в 1924 году, Есенин писал по поводу подобных рецензий и отзывов: «…стихи мои были принимаемы и толкуемы с тем смаком, от которого я отпихиваюсь сейчас руками и ногами»[3].

И после смерти Есенина появлялись статьи, в которых с тем же смаком расписывались, правда, в слегка подновленном виде, те же «были» и небылицы о юности Есенина.

Так, А. Крученых в своих, по меткому и справедливому замечанию Маяковского, дурно пахнущих книжонках о поэте вполне серьезно «доказывал»: «Нездоровая церковно-мистическая закваска первого периода есенинской поэзии была сама по себе гибельна. Идиллические образы вымышленной деревни и поповщина не могли вывести его поэзию на настоящую плодотворную дорогу»[4]. И Крученых был далеко не одинок в своих «изысканиях».

Отголоски легенд, творимых в свое время опекунами молодого поэта в Петрограде, а позднее такими литераторами, как Крученых, еще сравнительно недавно можно было услышать в рассуждениях некоторых современных критиков и литературоведов[5]. И наоборот, в статьях о поэте часто обходили молчанием некоторые важные события его жизни, о которых он кратко, но последовательно говорит в автобиографиях, касаясь детства и юности.