Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

Еще одна сходная история. После моего отъезда семья стала испытывать финансовые трудности. У нас была собака. Ее Щенки стоили дорого. Моя жена нашла покупателя, он заплатил деньги и взял щенка. Однако через неделю принес щенка обратно. «Верните деньги — мы не хотим никаких отношений с врагом народа!» Ну где еще на свете возможно столь умилительное единение партии и народа?! В преследовании тех, на кого беспощадная партия указует своим железным перстом...

Обстановка была трудной. На меня уже нажимали по общественной и спортивной линии, собирались прорабатывать и по партийной. Я поддался уговорам немногих оставшихся друзей и написал — в сотрудничестве с Вик. Васильевым — короткое извинительное письмо в газету «Советский спорт». За его публикацию главный редактор получил выговор...

Вспоминает шахматный литератор Виктор Васильев:

«Это письмо не помогло, а даже, пожалуй, усугубило ситуацию. Мы надеялись, что оно, не ущемляя достоинство Корчного, может быть, ослабит репрессивный напор властей. Мне шел уже шестой десяток, и такая наивность была непростительна. Тогдашний председатель Спорткомитета Сергей Павлов, говорят, был разгневан — ему нужно было самоуничижение Корчного, с битьем себя в грудь, с низкими поклонами. Сочиненное же нами «письмо в редакцию» гласило:

«Вскоре по окончании матча с А. Карповым я дал интервью, опубликованное в югославской печати. В тот момент я еще не остыл от азарта борьбы, которая держала меня в непрерывном напряжении в течение двух с лишним месяцев. Этим, скорее всего, объясняется запальчивый тон, а также чрезмерный субъективизм некоторых моих суждений, о чем сейчас, сумев в спокойном состоянии все обдумать, я искренне сожалею.

В. Корчной, международный гроссмейстер».

У меня сохранилось и более позднее «письмо в редакцию», продиктованное Корчным 3 марта 1975 года стенографистке «Советского спорта»:

«С удивлением прочел в журнале «Юность» № 1, что во втором его номере будут помещены мои ответы на вопросы об А. Карпове. Одного из авторов статьи А. Рошаля я видел недавно, но он мне вопросов не задавал. Еще больше я был ошарашен, увидев «Юность» № 2. Там был помещен мой «Монолог», записанный Рошалем сразу после окончания матча. Рошаль тогда сказал, что это материал для АПН. Предприимчивый журналист написал в АПН, в «Политику» (Белград) и в «Литературную газету».

Как известно, мои высказывания были осуждены Шахматной федерацией СССР, и Рошаль это отлично знал. Он не имел права публиковать снова все, что оставалось в его руках... Но без согласования со мной, не поставив даже меня в известность, он опубликовал материал, от которого я давно публично отказался.

В. Корчной».

Виктор Львович назвал свое письмо — которое газета, естественно, не напечатала,— «Ниже пояса» На мой вкус, точнее было бы «Стыдно бить лежачего!» Впрочем, до стыда ли тому, кого Корчной позднее в своей книге «Антишахматы» назвал «профессиональным лжецом»?!»

Я рассказал об официальном поводе к наказанию. Между тем Карпов, выступая в то время перед своими преданными болельшиками — военными, пояснил, что меня наказали не за интервью, а за заявление, написанное в ходе матча.

20 января 1975 года в Москве, в кабинете зампреда Спорткомитета СССР — куратора шахмат В. Ивонина. мне зачитали приказ Комитета. «За неправильное поведение», как было сформулировано в приказе, мне запретили в течение года выступать в международных соревнованиях за пределами страны и понизили гроссмейстерскую стипендию (с 300 рублей до 200;.

Я вернулся в Ленинград. Столица советской провинции, как метко окрестил «град Петров» один мой приятель, была тогда самым реакционным местом страны. Если наверху, в Москве, человека не добивали, то в Ленинграде эту ошибку исправляли. От моих услуг по популяризации шахмат отказалось телевидение. Квартира моя прослушивалась, почту из-за границы — английский и югославский шахматные журналы — я перестал получать. Сверху распространялись слухи, что я подал заявление на выезд в Израиль, в связи с чем к моему сыну стали недоброжелательно относиться в школе. Несколько месяцев мне не давали выступать с сеансами и лекциями. Потом в горкоме махнули рукой: «Пусть...» Но стали время от времени присылать своих людей — послушать, что я говорю. «Не то» я говорил... Стали вызывать в горком для проработок. Это было уже слишком.

Еще в конце декабря 1974 года я принял решение: чтобы спасти себя как шахматиста, мне следует уехать! А проработки в горкоме доказали мне, что я уже ничем не могу быть полезен людям. Когда в марте 1975 года эстонцы пригласили меня сыграть в международном турнире в Таллинне, а Спорткомитет запретил и сурово указал Кересу и Нею на их ошибочное поведение, я еще раз почувствовал: чем быстрее уеду, тем лучше. Но как?

Подать заявление на выезд в Израиль? Взойти на Голгофу?! Но кто мне разрешит уехать?! Попроситься в Югославию? Я даже написал письмо Тито, который слыл большим любителем шахмат, чтобы он взял меня под свое крыло. Но так и не отправил...

По счастью, о моем житье-бытье задумался Карпов. Он уже стал, без матча с Фишером, чемпионом мира, а вот как это случилось, кого он обыграл — народ начал как-то забывать. Действительно, Спасский и Корчной, его жертвы, впали в немилость и, соответственно, в безвестность.

Вспоминает А. Карпов: «Петросян не удовлетворился поражением Корчного в нашем матче; он жаждал крови Корчного и преследовал его повсюду. Пользуясь своими связями, травил его через прессу, душил через официальные каналы... Все попытки Корчного противостоять газетной травле и прорвать бюрократическую блокаду ни к чему не привели — Петросян прессинговал по всей доске. И тогда Корчной обратился за помощью ко мне» (из книги «Сестра моя Каисса», Нью-Йорк, 1990),

Комментарий Игоря Акимова (литзаписчика книги «Сестра моя Каисса»):

«Случилось так, что мне пришлось быть посредником в этой истории. Я был в дружеских отношениях и с Корчным, и с Карповым, и опальный гроссмейстер решил воспользоваться этим... Наш разговор с Карповым сложился непросто. Он не хотел влезать в эту историю... Но я был настойчив... И он позвонил при мне Батуринскому и сказал:

Я только что увидел очередной газетный тычок Корчному. Эту кампанию пора прикрывать, поскольку она держится не столько на давних эскападах Корчного, сколько на амбициях его врагов.

Да что ты! — воскликнул на том конце провода Батуринский.— Да разве ты не знаешь, что если позволить Корчному поднять голову...

По-моему, Виктор Давыдович,— сказал Карпов,— я свое мнение выразил ясно: я против того, чтобы эта кампания продолжалась...

И положил трубку.