Питер Даффи - Братья Бельские

29 и 30 сентября более тридцати трех тысяч евреев были расстреляны бойцами отряда специального назначения Айнзацгруппе С в Бабьем Яре, овраге на северо-западной окраине Киева. 23 октября более девятнадцати тысяч евреев были расстреляны около Одессы, а 20 ноября — свыше тридцати тысяч были уничтожены в лесу на окраине Риги. К середине ноября командующий Айнзацгруппе Б, бывший криминалист и автор детективных рассказов Артур Небе, докладывал, что с начала оккупации его люди уничтожили 45 467 человек, 1 декабря Карл Ягер, начальник Айнзацгруппе А письменно уведомил руководство о том, что его солдаты устранили 137 346 человек, главным образом евреев. «Проблема с евреями в Литве успешно решена», — хвастался он.

Однако нацисты не были удовлетворены этими достижениями. Изыскивая более эффективные средства по уничтожению большего количества евреев, они в течение нескольких месяцев экспериментировали с газовыми технологиями. Генрих Гиммлер, главный разработчик «окончательного решения еврейского вопроса», был сильно потрясен сценой массового расстрела, который он наблюдал в августе в Минске. Озаботившись психическим здоровьем своих подручных, он начал решительно продвигать развитие обезличенных способов убийств. В первую неделю декабря в Хельмно, около Лодзи, в Западной Польше были проведены первые опыты по массовому применению газа для уничтожения евреев.

Вступление в войну Соединенных Штатов после Пёрл-Харбора означало, что у Гитлера появился новый враг (11 декабря фюрер объявил войну Соединенным Штатам Америки), а у Сталина — новый могущественный союзник. Но к началу нового, 1942 года ситуация складывалась так, что немцы явно выигрывали войну. Если бы, как многие опасались, истекающий кровью Советский Союз сдался немцам, пятидесятидвухлетний неудавшийся пейзажист-фанатик осуществил бы свою мечту о мировом господстве.

Располагая всеми фактами последних ужасных событий, Тувья Бельский понимал, что, несмотря ни на что, главнейшая его задача — спасти всех родственников. Сначала он решил проникнуть в Лиду и вывести оттуда свою жену Соню и ее родных.

Как он это обычно делал, Тувья выдал себя за путника-крестьянина. Он шел в город в овчинном тулупе и ушанке, низко надвинутой на лоб. Его усы заиндевели от холода. В отличие от новогрудской, еврейская община в Лиде еще не была изолирована в гетто. Восьми тысячам евреев приказали сосредоточиться в трех различных секциях города. Тувья без труда проскользнул по улицам незамеченным.

Еврейская история Лиды — подобно историям всех восточноевропейских центров еврейства — это рассказ, полный несчастий, сопровождающих человеческое существование. На протяжении всей своей многовековой истории община переживала эпидемии, в том числе и ту, которая опустошила город в 1662 году; войны, в том числе и французскую оккупацию в 1812 году, которая едва не привела к полному разрушению города… И наконец, катастрофы, включая пожар в конце XIX столетия, в результате которого несколько синагог сгорело дотла. Литовские короли выстроили на холме замок, и поколениям детей рассказывали истории о зарытых там сокровищах. Но это добро проклято, предупреждали взрослые, и любой, кто попытается откопать его, будет погребен заживо.

В начале XX столетия в результате смены властей Лида превратилась в шумный промышленный центр; причем еврейская община играла далеко не последнюю роль в развитии частной инициативы и предпринимательства. На каучуковой фабрике, основанной в конце 1920-х братьями Кушелевичами, была занята тысяча рабочих, а два пивоваренных завода — один принадлежал Пупко, другой Папьермейстеру — были известны повсюду в довоенной Польше. Что касается духовной жизни, то в одном квартале города было сосредоточено несколько синагог, в том числе ортодоксальная, украшенная фресками известного местного художника, — она считалась самой красивой. Здесь жил раввин Исаак Яков Райнес. Он был одним из первых духовных лиц, приветствовавших сионизм, а также основателем движения «Мицрахи». После смерти рабби Райнеса в 1918 году главным раввином города стал его сын Аарон Рабинович. Он продолжал служить и тогда, когда нацисты вошли в город.

Тувья прибыл в Лиду, как раз когда совершилась передача власти от военных нацистской гражданской администрации, возглавляемой окружным комиссаром Германом Ганвегом. Окружной комиссар, член национал-социалистической партии с 1928 года, питал явную слабость к русским мехам. Как и Вильгельм Трауб, Ганвег обрушил на евреев жесточайшие репрессии.

Еврейское население уже успело познакомиться с двумя помощниками-садистами Ганвега. Один был Леопольд Виндиш, двадцати девяти лет, — сухощавый, темно-русый убежденный нацист. Он присоединился к гитлерюгенду, когда ему было четырнадцать, а затем подался в штурмовики. Его довоенные начальники превозносили его как «преданного национал-социалиста», чьи «разносторонние таланты в культурных сферах позволяют ему командовать большими группами людей».

В качестве юденреферента Виндиш учредил мастерские, в которых еврейские ремесленники должны были обеспечивать немцев товарами для войны. Он даже предпринял попытку регистрации всех местных жителей евреев в специальном списке, где отмечались адрес и род занятий каждого. Но его ежедневная работа состояла главным образом в том, чтобы держать в страхе еврейское население. Он проводил расследования в отношении всех, кого считал противниками нацистского режима, и лично наблюдал за групповыми казнями.

Другим основным источником еврейских страданий был тридцатичетырехлетний Рудольф Вернер — чиновник, ответственный за дела экономики и производства. Как и Виндиш, он с подросткового возраста был вовлечен в нацистскую политическую деятельность. Он проводил время, разъезжая на санях вокруг Лиды, вооруженный дробовиком и хлыстом, которыми он пользовался, чтобы измываться над евреями, занятыми на принудительных работах.

Но больше всего его запомнили по свирепой немецкой овчарке по кличке Доннер (Гром), которую он обучил нападать по команде «Доннер, фас еврея». Всякий раз, когда пес рвал в клочки одежду еврея или вцеплялся ему в ягодицы, Вернер разражался диким смехом. Один раз Вернер просто убил человека, который осмелился защищаться от нападения.

Явившись к родне жены, Тувья неожиданно обнаружил, что, несмотря на бесчинства, творившиеся в городе, семейство Тиктин не желает покидать город. Соню он даже не стал слушать: он просто приказал ей уходить вместе с ним. Но остальных родственников ему так и не удалось убедить сдвинуться с места. Муж сестры Сони, Альтер Тиктин, сказал, что не хочет, чтобы его жена Регина, дочь Лилка и пасынок Гриша подвергали себя такому риску. «Что толку пытаться быть умнее всех? — сказал он. — У нас нет другого выхода. В конце концов, здесь с нами тысячи евреев. Что случится со всеми, случится и с нами».