К. Осипов - Богдан Хмельницкий

Далее Серко подчеркивает, что козаки не напали бы на Крым, «есть ли бы з стороны вашей не подана была оказья и причина до войны и неприязни с нами, войском запорожским».

Перейдя к столь активной тактике, козаки стали все чаще снаряжать экспедиции, все чаще наносить удары. То и дело выплывала на Днепр флотилия козацких «чаек» либо по степи двигался конный отряд. Шли ночами, прячась в балках, как это делали татары; подобно татарам же, переходили реки: клали жердь поперек плота, привязывали к ней лошадей по одинаковому числу с обеих сторон, чтобы соблюсти равновесие, затем устанавливали на плоту вьюки и отплывали.

Не раз доходили до Перекопа и штурмовали его. Татары сильно укрепили Перекоп. Он был обнесен рвом в 20 футов ширины и 7 футов глубины, а также валом в 6 футов вышины. Но особенно охотно совершали нападения на город Кафу, куда свозился яссырь со всей Руси и откуда закованные в цепи невольники отправлялись во все страны. В Кафе, где было 5 тысяч домов, содержалось, по исчислениям современников, всегда не менее 50 тысяч невольников. На главном рынке неумолчно звенела невольничья «канта»[40]; владельцы галер, венецианские купцы, гаремные евнухи, турецкие и персидские торговцы расхаживали между грудами скованных русских невольников, только что пригнанных из родных сел или перепроданных из Козлова (Евпатории). Разрушить этот рынок, освободить отчаявшихся сородичей, а заодно и поживиться несметной добычей (в порту Кафы стояло до 700 судов) было мечтой каждого козака.

На эти морские походы Турция и Крым отвечали, помимо набегов, яростными нотами польскому правительству. В результате возникавших трений польские паны лишались рынка для экспорта, а это было для них куда чувствительнее, чем разорение лишней сотни украинских сел. И паны в самой резкой форме требовали от козаков прекращения их экспедиций.

С этим совпало обострение классовой борьбы. В 1592 году запорожский гетман Криштоф Косинский (польский шляхтич, но православного вероисповедания) поднял восстание и завладел Киевом. К запорожцам примкнули «хлопы», и скоро составилось большое войско. Косинский двинулся на Волынь и долгое время стоял в поместьях князя Острожского, чиня козацкий суд. В 1593 году польское правительство послало против него сильное войско. В битве у местечка Пятки Косинский потерпел поражение, а вскоре после того (в мае 1593 года) был убит.

Восстание Косинского очень встревожило панов.

В Польше получила решительный перевес та партия, которая требовала уничтожения козачества. Лучший польский полководец гетман Жолкевский (1547–1620) взял на себя выполнение этой задачи и стал во главе коронного войска.

В начале 1596 года он напал на козацкие отряды. После длительной, ожесточенной борьбы, исполненной самых драматических перипетий, козаки, которыми командовал гетман Наливайко, были окружены превосходящими их польскими силами под Лубнами, на Салонице. Наливайко избрал сильную позицию. Несколько польских атак было отбито. Но и вылазки козаков отбивались осаждающими. К тому же в лагере козаков, где было много женщин и детей, уходивших от карательной руки Жолкевского, начались эпидемии и голод. А тут от польского главнокомандующего прибыл парламентер с предложением сдачи на льготных условиях: козаки должны выдать главных вождей, пушки и награбленную добычу, после чего им будет дозволено беспрепятственно разойтись по домам.

В результате бурных прений большинство козаков высказалось за эти условия. Наливайко и еще несколько старшúн были связаны и отправлены к Жолкевскому.

Тут разыгралась страшная сцена: нарушив условия сдачи, поляки набросились врасплох на козаков и почти всех их, не исключая женщин, перерубили. Лишь некоторая часть козаков, во главе с Кремпским, прорвалась сквозь ряды польского войска.

Что касается Наливайко, то его почти год продержали в Варшавской тюрьме, подвергая беспрестанным истязаниям и пыткам. В 1597 году он был публично казнен. Народная молва сохранила предание, что Наливайко был посажен на раскаленного железного коня, на голову его положили раскаленную железную корону и так замучили.

Разгром под Салоницей послужил сигналом к дальнейшим жестоким репрессиям. Особым королевским универсалом было предписано ловить и казнить всех «гультяев» и «без службы будучих»; запорожцев на Украину, «где бы ся выгребать хотели»[41] — не пускать и поступать с ними, как с неприятелями. Жолкевский не знал ни жалости, ни пощады.

— Вся Украина окозачилась, — заявил он, — полна изменников и шпионов… Если не обеспечить дальнейшего спокойствия, гадина вновь оживет.

И он с мрачной жестокостью «обеспечивал спокойствие».

Свирепый террор обрушился на украинский народ. Всюду искали козаков, сжигали дома заподозренных, вешали, четвертовали, не говоря уже о таких «дисциплинарных мерах», как плети и розги.

Принадлежность к козачеству, еще недавно считавшаяся почетной, стала синонимом бедствий и горести. В городах и селах почти вовсе не стало козаков: одних истребили польские жолнеры, другие бежали.

Паны ликовали.

Но это было преждевременное ликование. Козачество продолжало существовать. Больше того, беспощадные репрессии, которым оно подвергалось, сплотили его ряды.

Козацкие отряды, участвовавшие в набегах 1594 и 1595 годов, еще не имели ни определенной программы действий, ни единства цели.

Теперь в самосознании козаков произошел большой сдвиг. Они поняли, что борьба с Польшей приобретает решающее значение, отодвигая даже стародавние счеты с татарами. Ясно было также то, что эта борьба требует осторожности и такта, а главное — сплочения всех сил.

Свирепая расправа панов способствовала концентрации сил козачества и еще больше обострила его конфликт с Польшей.

Польское правительство не смогло, несмотря на все усилия, уничтожить козачество. А затем Польша втянулась в длительную серию войн (с Москвой и Швецией), и ей было уже не до козаков, — вернее, она все больше нуждалась в их сотрудничестве.

Временное улучшение отношений с поляками повлекло возобновление козацких походов против Турции. Понимая, что Польша теперь будет смотреть сквозь пальцы на эти походы, козаки уже в 1602 году организуют морскую вылазку. Тридцать «чаек» показались в Черном море, взяли на абордаж купеческий корабль и разбили высланную турками погоню.

Затем что ни год возобновлялись отважные набеги на Кафу и на берега европейской и малоазиатской Турции.

Новые и новые толпы ходили «заживать себе рыцарской славы», а вернувшись, уже не желали подчиняться местным властям; если же паны пробовали их принуждать, то козаки соединялись в отряды и расправлялись с панами «по-свойски».