Наталья Кончаловская - В поисках Вишневского

Да, могучий это был характер! Ведь он мог делать любую операцию! У кого-то, допустим, на фронте задело глаз, он делал операцию на глазном яблоке; легкое пробито — делал на легком; желудок, позвоночник, прямая кишка, словом — всё. Не было операции, за которую бы он не взялся. Он не признавал узкой специализации и говорил мне: «Представь себе, Игорь, что пуля влетит мне в ягодицу, а вылетит через плечо. Скольких же специалистов-хирургов придется мне привлекать? Так вот надо знать всё».

Интересно, что первую операцию на сердце он делал под местной анестезией, а для этого надо виртуозно владеть техникой, знанием физиологии, да еще иметь большое самообладание.

Александр Александрович понимал, что нельзя ограничиваться местной анестезией, что пришло время применять общий наркоз, но считал, что нужно владеть и тем и другим, и потому говорил: «Вот если будет атомная война и бросят атомную бомбу, можно ли будет в этих условиях применить общий наркоз, ведь это же — взрывчатая смесь! Надо иметь наркотизаторы, а где их брать на поле боя? Тут надо подползать к раненому и делать ему новокаиновую блокаду». Разве не так? А? И если мы в годы войны вернули в строй двадцать миллионов человек методом Вишневского, так это же чудо! В каких тяжелых условиях мы находились, когда не было воды для новокаина и нечем было обезболивать, санитарам приходилось растапливать снег. И мы делали с ним операции, и всегда удачно!

В науке Александр Александрович был передовым человеком. Часто выезжая за границу и следя за научными открытиями, он сразу оценил кибернетику. И когда я, сам еще недооценивая научных исследований, однажды упрекнул его: «Вот вы, Александр Александрович, крупнейший хирург, с блестящей техникой, а всерьез принимаете такую чепуху, как кибернетика», — Александр Александрович, хитро улыбнувшись, ответил: «Э-э-э, постой, постой, Игорь! Я ведь отношусь ко всему глубже и вижу намного дальше! Я считаю, что надо идти в ногу с передовой наукой. Но, конечно, кибернетика не является основной в диагностике, а только подсобной». Так он ответил мне, и здесь хочется привести кое-какие мысли из его статьи в нашей тульской газете.

Игорь Петрович разворачивает заранее приготовленную газету «Коммунар».

— Вот послушайте: «…В нашей лаборатории созданы диагностические системы для ряда хирургических заболеваний: врожденных и приобретенных пороков сердца, заболеваний печени и желудка. При этом математические принципы «машинного диагноза» оказались универсальными, их можно использовать для построения систем, распознающих заболевания крови, легких, центральной нервной системы.

…Машина ставит точный диагноз в 90–92 случаях из ста. Электронная диагностика ценна еще тем, что с ее помощью удается определить характер заболевания, не применяя таких сложных приемов, как, например, зондирование полостей сердца и пункция…»

И дальше мы читаем с Игорем Петровичем интереснейшие высказывания Александра Александровича о будущем электронно-вычислительных машин, об электронно-медицинском архиве, где все истории болезней закодированы, о том, что с помощью электронного устройства буквально за секунду можно найти для обследуемого больного все аналогичные случаи, ранее наблюдавшиеся в клинике. Таким образом может быть отражен опыт многих клиник страны и даже нескольких стран. Для диагностики на расстоянии используется общая телеграфная сеть, снабженная телетайпами.

— А не хотите ли вы посмотреть наш кабинет электронно-вычислительной машины? — предлагает Игорь Петрович, убирая в папку вырезки из газет.

— Хочу, конечно.

Мы выходим из флигеля и направляемся через двор в больницу. Двор чисто убран, на клумбах уже высажены цветы. В этот яркий весенний день ходячие больные прогуливаются по дорожкам или сидят на скамьях, жмурясь на солнце и переговариваясь меж собой…

Приходим в кабинет ЭВМ, заведует им врач Ратмир Кузин, еще молодой человек крупного сложения, черноволосый. Игорь Петрович оставляет меня с ним в маленьком помещении с телетайпом и уходит.

И вот я попадаю в фантастический мир современной науки. Электронно-вычислительная машина находится в Москве на Серпуховской в Институте имени Вишневского. (Мне однажды Александр Александрович показал эту огромную стенку с кнопками, экранами, лампочками, оконцами.)

Кузин объясняет мне принцип действия ЭВМ.

Через телетайпную связь из Яснополянской больницы делается запрос и посылается закодированная таблица истории болезни пациента, и спустя несколько минут врачи получают из Москвы диагноз, указанный ЭВМ. Запрос на телетайп нередко диктуется в Москву по телефону прямо из яснополянской операционной: «Проверьте диагноз на ЭВМ». А ведь в Ясную Поляну идут запросы из многих других областных больниц, и эта телефонно-телетайпная связь отлично помогает врачам в случаях неясного диагноза. Это ли не чудо?!

Я смотрю на пачки диагностических анкет, на карты-таблицы дистанционной диагностики, вижу бесконечные столбцы цифр и названия симптомов болезней и дивлюсь, дивлюсь этой великолепной технике. И все же вспоминаю слова Александра Александровича: «Однако следует помнить, что основным координирующим центром остается ЧЕЛОВЕК, его опыт, практика и его талант». И если к этому прибавить еще и отношение к больным его отца, Александра Васильевича, который считал, что надо учитывать и возраст, и характер пациента, и те особенности каждого индивидуума, с которыми ежечасно приходится сталкиваться хирургу, то можно себе представить ту колоссальную ответственность, те тревоги и радости, которые сопутствуют ему каждый раз, когда он ставит диагноз или держит в руке скальпель…

Я выхожу из лаборатории и иду в приемную к Игорю Петровичу Чулкову. Он уже заказал для меня машину, чтоб ехать на вокзал.

— Ну что, домой? — Он смотрит на меня с доброй улыбкой, и я благодарю его за помощь в моих поисках и крепко обнимаю его широкие плечи.

Внук А. В

Он больше похож на деда, Александра Васильевича, чем на отца, этот третий Александр Вишневский. Круглолицый, темноволосый, сероглазый, рот у него мягко очерчен, а подбородок волевой. Поэтому сразу и не разберешь, что это за характер. Серьезность в нем сочетается с необычайной смешливостью. Он молчалив и сдержан на людях, начинает говорить вроде бы с осторожностью, а речь — точная, и решения, выводы уверенные, словно бы он их давно обдумал.

Как-то после его выступления на очередной конференции в Институте экспериментальной хирургии два знакомых врача высказывались так: «Он все же не очень смело выступает, этот молодой Вишневский!» А другой врач утверждал: «Этот молодой Вишневский довольно резко раскритиковал докладчика!»