Петр Куракин - Далекая юность

На другой день был избран первый легальный заводской комитет. Председателем его стал Павел Титович Алешин.

Яшка не знал многих слов из тех, которые произносились взрослыми. «Митинг», «Временное правительство»… Тит Титович объяснил ему просто.

— Времянка, то есть правительство временное, — это, брат, навоз… Не трогаешь, а все равно воняет. А митинг… Ну, это когда много народу собирается. Вот тут было на днях…

Четвертого марта заводской гудок созвал рабочих на площадь. На трибуну поднялись три незнакомых человека: один в плюшевой шляпе, двое в форменных фуражках с синим и зеленым околышами. Около них стали Молотилов и нынешний начальник милиции, эсер Карякин.

Карякин был рабочим. И хотя рабочий он был так себе, но платили ему, не в пример другим, много. Весь поселок смеялся, когда в выходной день Карякин, в сапогах гармошкой и цилиндре, отправлялся в кабак — пить пиво и играть на бильярде.

Когда народ собрался, Карякин объявил:

— Слово имеет представитель губернской власти.

— Какой власти? — крикнули из толпы.

Плюшевая шляпа ответила:

— Граждане русской республики! В столице нашей, в Петрограде, образовано Временное правительство; оно приступило к работе, к подготовке выборов в Учредительное собрание, которое должно отразить волю народа и выбрать законное правительство земли русской…

— Не тяни, говори — кто в правительстве? — кричали ему.

— Сейчас, граждане, прочитаю!

Как только он произнес первую фамилию — председатель совета министров и министр внутренних дел князь Г. Е. Львов, — толпа загудела так, что не слышны были следующие фамилии.

— Опять князь! Царя по шапке, так на шею князь сел!

— Долой князей! Эй! Скажи, а как насчет войны! Когда мир будет?

Толпа кричала все сильнее и сильнее; оратор беспомощно разводил руками: ему не давали говорить.

На трибуну вышел большевик Захар Аввакумович Пушкин. И сразу, как будто одно лишь его присутствие на трибуне предвещало что-то другое, смолкли голоса, люди шикали друг на друга, и, наконец, наступила ровная, ожидающая тишина.

— Вот что, товарищи! Вы не кричите, а то господа не привыкли к крику. Чего доброго, испугаете их… Давайте мы так рассудим. Князя Львова мы и знать не хотим. У нас своя власть есть? Совет рабочих депутатов, который мы выбрали. Правильно я говорю?

— Правильно, давай дальше!

— Ну вот, господа, видите? — обернулся он к представителям из губернии. — Делать, выходит, вам больше здесь вроде бы как и нечего. Управляющий, наверное, даст вам лошадку, на станцию отвезти. Мы-то туда пешком ходим, а вы уж, будьте добры, на лошадке… Так, что ли, господа? Все, что ли? Ну, тогда на этом и кончили. Митинг, товарищи, окончен!

Все хохотали, когда губернские ораторы поспешно слезали с трибуны и усаживались в молотиловские сани…

9. На тачке за ворота

Яшка долго и чуть ли не до слез жалел о том, что его не было на заводе, когда случилась история, о которой много месяцев подряд со смехом вспоминали рабочие, Тит Титович, впервые рассказывая ее Яшке, хрипел, вытирал слезящиеся глаза, заходился кашлем, а Клава и Яшка тихонько повизгивали от восторга. Бабушка только улыбалась.

— Да будет вам, дурни… Пупки лопнут.

История была вот какая.

Как-то в один из мартовских дней Молотилов, обходя завод, пришел в цех старшего мастера Филимонова. Страх, появившийся у него в первые дни революции уже прошел; Молотилов видел, что все, собственно говоря, остается на своих местах, и он, управляющий, по-прежнему хозяин на этом заводе.

Пузан сопровождал его, осторожно ступая на полшага сзади, изогнув коромыслом спину. Они остановились у станка токаря Грачева, избранного в Совет рабочих депутатов.

— Ну что, власть? Работаешь? — с насмешкой спросил Молотилов. Мастер мелко рассмеялся, поддакивая начальству:

— И власть нынче пошла! Шантрапа какая-то!

— Что вам от меня надо? — спросил Грачев.

— Ишь ты, прямо как губернатор, — издевался Филимонов. Он вздрогнул, увидев себя и Молотилова в плотном кольце рабочих, нахмурился и выкрикнул, протягивая руку:

— Что это такое? Давай по местам, не то всех перепишу…

Тут кто-то и крикнул:

— На тачку его!

Филимонова схватили. Он сразу как-то обмяк и, повернувшись к Молотилову, взвизгнул:

— Господин управляющий!..

— Что вы делаете? Оставьте мастера! Я милицию вызову! — крикнул Молотилов. Этого было достаточно возбужденной толпе.

— Валяй его тоже в тачку! Везите тачку!

Долго ждать не пришлось. Две тачки, в которых возили глину, с грохотом пригнали в цех…

— Давай их! С удобствами, на рессорах…

Кто-то сбегал в кочегарку и дал гудок. Из всех цехов выбегали рабочие. Под смех, улюлюкание, веселую, хотя и крепкую ругань рабочие катили две тачки: с Филимоновым и Молотиловым.

За воротами тачки с ходу опрокинули в канаву, полную холодной грязной сточной воды. Первым выбрался из нее Молотилов, На него страшно было смотреть: красный, с разлохмаченными волосами, он дрожал так, что у него отвисла челюсть. Вскочив, Молотилов побежал к дому.

Пузан был жалок. Выбравшись из канавы, он пятился задом, все время низко кланяясь рабочим…

Больше ни Молотилова, ни Филимонова на заводе не видели. На место Молотилова управляющим был назначен его помощник, Ермашев…

Ничего этого Яшка не видел. И он торопился — торопился выздоравливать, словно боясь упустить события, происходящие в поселке и на заводе.

10. События продолжают развиваться

Яшка долго разыскивал на заводе Петьку Зуева — до тех пор, пока один из рабочих не сказал ему, отводя глаза в сторону:

— Нету твоего Петьки.

— Как нету?

— Да вот так… Схоронили…

Яшка вздрогнул, побелел. Оказавшийся неподалеку старик Пушкин с упреком сказал рабочему:

— Эх ты, ботало!.. Язык у тебя!..

Потом Пушкин подошел к Яшке и, проводя по его щеке шершавой ладонью, сказал:

— Разыщи Трохова. Знаешь его? Чертежник, Скажи, я послал… Он тебе найдет дело.

Никакого Трохова Яшка не знал и ушел в поселок — посмотреть, что там происходит. И куда бы он ни шел, ему казалось, что откуда-то вот-вот вынырнет самым таинственным образом Петька Зуев, посмотрит, прищурясь, сплюнет и кивнет: «А, это ты? Идем, сыграем в орла». Странно: гибель Петьки он переживал сейчас сне меньшей болью, чем потерю матери. Щемящее чувство одиночества овладело им.

А потом прошло и оно. Кругом шла своим чередом какая-то незнакомая, впервые увиденная им жизнь, и ему казалось, что он только что попал в этот поселок, как тогда, год назад. Яшка, облазивший весь поселок, постепенно узнавал, что изменилось тут за эти дни, и каждое свое открытие отмечал с удивлением…