Иван Прачик - Фронтовое небо

А еще запомнилось прощание с Барселоной. Не по себе было расставаться с испанскими друзьями. Но наступили последние незабываемые минуты: рукопожатия, слезы на глазах, не по-испански сдержанные пожелания и напутствия Лопес-Смита, Андреса, Ортеги, Кармен, десятков других моих друзей: "Камарадо Антонио, мы увидимся! Вива Русия!.."

Через несколько часов - Порт-Боу. Полтора года назад, когда я впервые увидел этот город, он сверкал на солнце белизной, опрятностью своих домов, купался в зелени садов и скверов. Порт-Бoy сказочными уступами спускался от предгорья Пиренеев к самому побережью Средиземного моря. И вот одни развалины, груды кирпичей, щебенки, битого стекла. За околицей города обуглившиеся маслиновые рощи, мертвые виноградные лозы. Даже море пустынно ни паруса, ни рыбацкой лодки. Только небо по-прежнему ослепительно лазурное.

Я ехал с группой советских добровольцев. До Парижа мы добирались автобусом. И очень обрадовались, когда увидели здание советской колонии, военное представительство, где нас уже ждали. После радушного приема и отдыха нам объявили, что в нашем распоряжении несколько дней для знакомства со столицей Франции.

А затем путь на Родину - морем. У причала порта Гавр мы сели на теплоход "Феликс Дзержинский". Уже подана команда - на родном языке:

- Стоять всем по местам: с якоря и швартовых снимаемся!..

Загремели лебедки, выбирая якоря, и вот судно медленно отошло от стенки причала. Подав прощальный гудок, теплоход направился на северо-запад, к Ла-Маншу. Море в это время всегда неспокойно и бурно, но мы его не замечали, мы жили одним желанием - поскорее добраться к родным берегам.

При входе в Кильский канал наш теплоход был задержан сторожевым катером, на мачте которого развевался германский флаг. На борту катера я увидел несколько человек в фашистской форме. Они быстро поднялись на нашу палубу, и капитан судна пригласил немцев в свою каюту, заставив всех нас изрядно поволноваться: кто-кто, а уже мы-то знали повадки немецких фашистов.

Но все обошлось: патруль покинул теплоход, Кильский канал остался за кормой. Еще немного покачавшись на волнах Балтийского моря, мы пришвартовались в Ленинградском порту.

...Почти полвека минуло с той печальной осени, как я расстался с Испанией. Многое, конечно, стерлось в памяти. Но вот все видится мне согбенный крестьянин, вышедший на дорогу, чтобы молча поклониться отъезжающим - поклониться за бескорыстную помощь, за тех, кто навсегда остался лежать в земле за Пиренеями. И еще за то, что где-то далеко на востоке есть холодная страна Россия, населенная людьми с пламенными сердцами.

В небе Монголии

Комкор Я, В. Смушкевич. Полевой аэродром Тамцак-Булак. Маршал Чойбалсан. Командующий 1-й армейской группой Г. К. Жуков. Модернизация истребителя И-16 в полевых условиях. "Идут самураи!" Герои Халхин-Гола

Прошло совсем немного времени после возвращения на Родину, и меня вызвали к заместителю начальника Главного управления ВВС. В приемной собралось много знакомых мне боевых пилотов, участвовавших в революционной войне в Испании, а вскоре комкор Я. В. Смушкевич коротко и ясно сообщил, по какому поводу вызвал нас всех:

- Одиннадцатого мая японские самураи нарушили государственную границу братской Монголии и развернули боевые действия на ее территории. Верные союзническим обязательствам, мы окажем монгольскому народу военную помощь. Для усиления авиации в Монголию будет переброшено несколько полков бомбардировщиков и истребителей...

Припомнилась беседа Сталина с председателем американского газетного объединения "Скрипс Говард ньюспейперс" Роем Говардом. Американец интересовался позицией Советского Союза в случае, если Япония решится на серьезное нападение против Монгольской Народной Республики. На что Сталин ответил: "В случае, если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике... Мы поможем МНР так же, как помогали ей в 1921 году".

Эта беседа состоялась 1 марта 1936 года - и вот мы у комкора Смушкевича. Яков Владимирович, как всегда, бодр, подтянут, энергичен. Говорит о предстоящей боевой работе.

- Командовать авиацией в Монголии приказано мне. Главным инженером по ремонту и эксплуатации самолетов назначается товарищ Прачик... - доносятся до меня слова комкора, и я готов хоть сию минуту приступить к боевой работе.

После совещания Смушкевич предложил мне задержаться для выяснения ряда вопросов по инженерной службе. Речь шла о поточном методе ремонта боевых самолетов, хорошо зарекомендовавшем себя еще в 142-й бригаде, о ПАРМах, созданных нами в трудных условиях испанской войны. По единодушному мнению, опыт этот предстояло использовать и в Монголии.

* * *

29 мая к назначенному часу сорок восемь человек - летчиков и инженеров - прибыли на Центральный аэродром. Следом появился Смушкевич. На старте уже стояли три транспортных самолета, удачно закамуфлированные под цвет выжженной солнцем монгольской земли. И вид этих машин был странным, каким-то чужеродным на фоне зеленого летного поля.

Первыми вылетели инженеры и техники: нам предстояло заранее подготовиться к приему прибывающих после перегона машин. За нами на двух других транспортных самолетах следовали летчики во главе с комкором Смушкевичом.

Проплыла под крылом извилистая лента Волги, показались отроги древнего Урала.

Посадки для заправки самолетов и короткого отдыха делаем в Свердловске, затем в Омске. Путь до Красноярска был уже труднее: началась болтанка, сказывалась и усталость. Только на третьи сутки мы добрались до Читы.

В читинском аэропорту стояли истребители И-15, И-16, И-153 "Чайка", рядом с ними - бомбардировщики ТБ-3, СБ.

- Эти боевые машины придется обслуживать вашим подчиненным, товарищ Прачик, - заметил Смушкевич, и я подумал, какие немалые силы собираются у нас. Но я и предположить не мог, что пройдет каких-то месяца два-три и авиационная группировка советско-монгольских войск составит 515 самолетов! Из них 311 истребителей, 204 бомбардировщика.

Летчики - "испанцы" и "китайцы", как мы попросту называли пилотов, имевших опыт борьбы в Испании и Китае, после изнурительного трехдневного перелета устроились на простенькие солдатские койки с соломенными тюфяками, чтобы на рассвете подняться для облета боевых машин. Мы же принялись осматривать материальную часть самолетов.

Ночь еще окутывала землю, в небе еще мерцали звезды, когда послышался знакомый голос:

- А вот и мы. Пожаловали на помощь! Примете?

- В такой просьбе отказать трудно, - ответил я, вглядываясь в группу людей, которая приближалась к стоянке.