Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин
Живой интерес Великого князя всегда вызывала художественная литература, в которой предпочтение отдавалось русской классике. Пушкин, Лермонтов, недавно скончавшийся Тютчев – вот его любимые авторы. С юношеских лет сохранилось и серьезное увлечение европейской поэзией, в первую очередь творчеством Данте Алигьери. Изучение английского языка способствовало более глубокому пониманию Сергеем драматургии Шекспира, а занятия немецким – восхищению стихами Гейне и Гёте. Из современников Великий князь высоко ценил Апухтина, Майкова, Фета. С последним он был лично знаком, сам же поэт, глубоко уважая Сергея Александровича, всегда считал за честь нанести Его Высочеству визит и с радостью подарил Августейшему читателю свой новый сборник «Вечерние огни». Заезжал к Великому князю, почтительно расписываясь в книге посетителей, и прозаик Иван Гончаров, с которым Сергея познакомил кузен Константин.
Сергей Александрович высоко ценил творчество Льва Толстого, с удовольствием прочитав «Севастопольские рассказы» и «Войну и мир». Но Толстой-проповедник вызывал у него раздражение: отрицание графом исторических русских ценностей, посягательство на Православную церковь, жесткая критика властей, будоражащая умы, – все это, по мнению Великого князя, играло на руку врагам России.
К произведениям другого властителя дум – Федора Михайловича Достоевского – Сергей относился с нескрываемым восхищением. В Царской семье он стал настоящим первооткрывателем писателя, рекомендуя его книги близким. Завораживающий мир героев, острота затрагиваемых автором проблем и поднимаемые им вопросы христианской морали волнуют душу юного Сергея. И вдруг настоящий подарок судьбы – он может встретиться и побеседовать с любимым писателем! Этим счастьем Великий князь был обязан своему наставнику, который в марте 1878 года обратился к Достоевскому с письменной просьбой провести беседу с младшими сыновьями императора. По мнению Арсеньева, такое общение способствовало бы дальнейшему нравственному совершенствованию Сергея и Павла Александровичей. Писатель принял приглашение, и Великий князь смог, наконец, познакомиться с автором «Белых ночей», «Идиота», «Бесов», «Преступления и наказания».
Спустя почти год они встретились вновь, и так же как в прошлый раз, за совместным обедом завязался серьезный разговор. Жена писателя вспоминала: «Свидание с Великими князьями произвело на Федора Михайловича самое благоприятное впечатление: он нашел, что они обладают добрым и недюжинным умом и умеют в споре отстаивать не только свои, иногда еще незрелые убеждения, но умеют с уважением относиться и к противоположным мнениям своих собеседников». Такая оценка со стороны классика многое значит.
Впечатления Сергея были незабываемые. К восторгу от творчества Достоевского добавилось очарование его личностью. В мастере слова и знатоке человеческих душ открылся замечательный собеседник, единомышленник, общаясь с которым можно было и лучше разобраться в себе, найти давно искомые ответы и получить новые поводы для размышлений.
А задумываться приходилось о многом. Кризис проводимого курса, теряемый контроль над ситуацией и на фоне всего этого возрастающая волна терроризма заставляли все чаще вспоминать о предостережениях писателя. Казалось, и впрямь из приоткрытых кем-то ворот преисподней вырвалась темная сила. Пули, кинжалы и динамит стали грозить отовсюду. Началась открытая охота на императора – попытки взорвать его поезд, выстрелы в царя на Дворцовой площади и, наконец, случившийся на глазах Сергея мощный взрыв в Зимнем дворце. Унылая, гнетущая атмосфера, воцарившаяся при дворе, усугублялась и другими причинами, постоянно терзающими сердце. Резко ухудшилось состояние здоровья императрицы. Туберкулез окончательно подточил ее силы, и теперь они поддерживались только молитвой и чутким отношением любящих детей. Сергей старался заходить к матери как можно чаще, успокаивал ее, отвлекал от мрачных мыслей, но бессилие перед неизбежным приводило его в отчаяние.
Душу Великого князя больно задевало и холодное, не заходящее дальше формальных приличий отношение к больной императрице со стороны Александра II. Сергей прекрасно знал причину такого невнимания – у отца давно появилась другая семья, но обладание этой тайной приносило лишь дополнительную боль. На запретную тему нельзя было разговаривать даже с близкими, а между тем пленившая сердце императора княжна Екатерина Долгорукая поселилась, как фрейлина, в Зимнем дворце. Прямо над покоями императрицы…
Государыня тихо скончалась ранним утром 22 мая 1880 года, через шесть дней в Петропавловском соборе состоялось погребение. «Бедный Сергей был бледнее своего белого кирасирского мундира, – отмечал его друг Константин, – у меня сердце болит, глядя на него». В последующие дни осиротевший и раздавленный горем сын часто заходил в спальню матери и подолгу сидел там в полном одиночестве. Он много и горячо молился, но боль утраты не отпускала, и терзаемый ею Сергей ходил, словно во сне. Эта рана так никогда и не зарубцуется, никогда полностью не заживет.
Перенесенный стресс на первых порах должна была смягчить длительная поездка в Италию, страну, культуру которой Сергей ценил особенно высоко. Ему представилась возможность воочию увидеть то, что давно интересовало: Флоренцию, наполненную шедеврами, восхитительную Венецию, залитый солнцем Неаполь и, наконец, Рим со следами его богатой истории, музеями Ватикана, древними святынями и веселым карнавалом. Но даже здесь, среди памятников Античности и Ренессанса, среди красот природы и шума бурлящей жизни, душевная травма заживала с трудом. И здесь же мир Великого князя опрокинулся, когда в середине дня 1 марта 1881 года пришло известие о цареубийстве.
Уже в Петербурге он напишет старому воспитателю Арсеньеву, делясь пережитым за последние дни: «Душа и сердце – всё, всё разбито и перевернуто. Все ужасные впечатления меня уничтожили… все подробности его кончины ужасны. Вся его одежда – одни клочки. Говорят, что вся лестница собственного подъезда и коридора была покрыта его кровью – целые лужи крови. Все эти ощущения невыносимо тяжелы! Для человеческого ума трудно все это переварить…» После похорон императора Сергей признается бывшему наставнику: «Я еще как в тумане, но совершенно раздавлен грустью… Да, тяжелый крест. Только была бы вера и надежда на свидание. Там, где нет печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная! Вернувшись домой, мною овладела такая тоска! Все кончено, только пустые комнаты да воспоминания о былой, счастливой семейной жизни… Сегодня сожгли ковер лестницы собственного подъезда, покрытый кровью государя! Спрашиваю себя, как можно все это пережить».
Эти настроения вернули Великого князя к мысли о паломничестве на Святую землю. В первую годовщину кончины матери он хотел помолиться о ее душе перед Гробом Господним, и незабвенный отец еще успел одобрить задуманное. Теперь молитвы вознесутся и о нем. Вместе с Сергеем в поездку отправился Павел, а по дороге к ним присоединился Константин. «Чистые, благие и святые
