Петр Чайковский - Ада Григорьевна Айнбиндер
«Одевшись и умывшись, мы отправились шляться по городу и наблюдали немецкие нравы. Город похож на Петербург, но в изгаженном виде. Воздух еще тяжелее и вонючее, а воды мы и не видали. Шпре – какая-то пародия на реку, – да и всё у немцев пародия на других людей; ниже я сообщу Вам мои общие впечатления, а теперь расскажу по порядку, что мы делали. В первый день мы прошлялись до самого обеда по городу, а обедали в нашем отеле. <…> Немецкая кухня, как она ни смешна, а пришлась мне довольно по вкусу; кушаний много и они сытны. Вечером отправились в Кролю (нечто вроде Излера); там множество народу, пьющего пиво и бессмысленно шляющегося по саду, освещенному газом и вообще устроенному довольно недурно; там встретились мы с двумя русскими, которые и ехали вместе с нами, и целым обществом отправились на шпицбал, где бывают все берлинские камелии. Если Вы хотите иметь понятие о берлинских женщинах, то представьте себе, положим, нашу прачку Катю, одетую только вдвое хуже, чем она обыкновенно одевается, отнимите от нее грацию, врожденную русским женщинам, руки ее положите в микроскоп, вместо ноги приставьте старый и огромный утюг, заставьте ее пробежаться, чтобы воняло по`том, и Вы будете иметь фотографию здешних дам. Танцы у них до того смешны, что мы с Василием Васильевичем приходили в ужас; наших танцев у них и в помине нет»[109].
В Берлине Петр посетил театр – смотрел оперетту Жака Оффенбаха «Орфей в Аду»: «Театр какой-то летний, вроде большого балагана; декорации и вся обстановка – нищенские; актрисы, актеры, певицы, танцовщицы – все это ниже всякой критики»[110].
Следующей остановкой на длинном пути стал Гамбург, в котором Писарев и Чайковский задержались еще на неделю. В своих письмах отцу Петр отмечал:
«Гамбург несравненно лучше Берлина. Квартиру мы занимали в лучшей части города, и с нашего балкона вид был превосходный. Вообще там неделя прошла незаметно, – увеселений множество. Каждый вечер мы проводили очень приятно: то какое-нибудь гулянье, то бал с женщинами двусмысленного поведения, которыми этот город изобилует, то посещение мест, где веселится низшая часть населения. Это чрезвычайно весело и разнообразно. Например, балаган какой-нибудь – вы входите, и вам предлагают прокатиться на лошади верхом. Вы садитесь на деревянную лошадь, какой-то немец трубит в трубу, и вас вертят до одурения, или большой балаган, где за десять копеек вам и пляшут, и поют, и гимнастические штуки делают, и играют на фортепиано – и все это к величайшему восторгу зрителей»[111].
Далее путешественники отправились в бельгийские города Антверпен и Брюссель, а также в расположенный на берегу Северного моря Остенде. В начале XIX века Остенде обрел славу популярного европейского курорта, прекрасного уголка для отдыха и морских купаний. Чайковский в полной мере ощутил всю прелесть этого места, о чем писал отцу:
«После Брюсселя, в котором время я провел не слишком весело, мы три дни прожили с Писаревым в Остенде. Здесь было очень хорошо. Я ужасно люблю море, особенно когда оно шумит, а в эти дни оно как нарочно сумасшествовало! Купался очень усердно. Дамы и мужчины купаются в открытом море вместе; не думаю, чтоб три купанья могли принесть пользу, а все-таки мне там как-то необыкновенно хорошо чувствовалось»[112].
Петр также сообщает о новых знакомствах: «Там мы очень сошлись с одной московской дамою, путешествующею с доктором. Она владетельница Шайтанского завода, урожденная Ярцова, а замужем была за генералом Кузьминым. Мы с ней вместе совершили путешествие в Лондон»[113].
В Лондоне Чайковский и Писарев пробыли всего несколько дней. О своих впечатлениях Петр также написал отцу: «Сей последний “дистанция-с огромного размера!” Мы поселились в довольно скромной гостинице и целые дни проводили в осматривании города. Только что сейчас ходил в Вестминстерское аббатство и в Парламент. Вчера и третьего дни мы были в Хрустальном дворце; здание действительно великолепное, но внутри как-то слишком пестро. Были также в Темзенском туннеле, где от духоты со мной чуть дурно не сделалось. Вообще я бы время проводил очень приятно, если б меня не томила неизвестность об Вас. Письма ждут меня в Париже, и сердце мое рвется туда, а Василий Васильевич все откладывает. Лондон очень интересен, но на душу делает какое-то мрачное впечатление. Солнца в нем никогда не видно, дождь на каждом шагу. Мне чрезвычайно по вкусу здесь еда. Кушанья просты, даже грубы, но сытны и вкусны. Третьего дня были в увеселительном саду Креморн’e – подобного этому я ничего не видел. Когда входишь, так кажется что-то волшебное»[114].
В британской столице Чайковский впервые услышал великую оперную примадонну – Аделину Патти. Это было самое начало ее многолетней карьеры – дебют Патти состоялся всего двумя годами ранее, но певица уже покорила своим колоратурным сопрано бόльшую часть Европы. В будущем Чайковский не раз будет восхищаться ее талантом, но об этом выступлении он написал: «Были в концерте певицы Патти, которая в Лондоне производит страшный фурор, но на меня особенного впечатления не сделала»[115].
Последним и самым ярким пунктом путешествия по Европе стал Париж. В это время во Франции продолжался период Второй империи во главе которой стоял племянник Наполеона – Луи Наполеон Бонапарт, принявший имя императора Наполеона III. Чайковский как раз застал в Париже празднования в честь именин императора. Петр писал отцу:
«Весь этот день мы прошатались по празднику. Иллюминации и фейерверк были баснословно хороши, и энтузиазм всеобщий. И это те самые французы, которые 10 лет тому назад бесновались о республике?»[116]
Париж, его атмосфера, безусловно, воодушевили молодого человека, это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. В очередном письме отцу Петр отметил:
«Вообще жизнь в Париже чрезвычайно приятна. В нем можно делать все, что угодно, но только скучать нет никакой возможности. Стоит выйти на бульвары, и уж весело»[117].
В Париже Чайковский встретил Владимира Юферова – своего товарища по Училищу правоведения и сослуживца по Министерству юстиции. Он был хорошо знаком с семьей Чайковских, одно время ухаживал за младшей сестрой Петра – Александрой. В Париже Юферов вместе с Чайковским и Писаревым совместно сняли жилье, платили 150 франков на троих, а за 15 франков арендовали фортепиано, на котором Чайковский вместе со старым приятелем много музицировали. Также, отдавая должное юридической специальности, в Париже они посещали суды. Описывая французские впечатления, Петр отмечал: «В театрах бываем почти каждый день и в опере были два
