Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков
Китайский гарнизон Маймачена и Урги состоял из восьми тысяч, войска были прекрасно вооружены.
К вечеру 3 февраля 1921 г. Маймачен и Урга были совершенно очищены от китайцев. Урга была взята.
* * *
Приказ барона Унгерна был строг и точен: «За мародерство, за насилие над жителями – смертная казнь». В отношении же коммунистов и евреев барон приказал их вешать, а имущество, оставляя себе, треть сдавать в казну.
Коммунисты были уничтожены все, но несколько евреев барон помиловал. В их числе был некий Вульфович, монгольский переводчик Унгерна, которому при поимке разрубили руку, но он остался жив, а двух всадников, его ловивших, выпороли.
Более жестоко было поступлено с бурятом-урядником. Он в одной из китайских лавок взял кусок синей далимбы ценностью в 80 центов. Барону донесли об этом, и он приказал его повесить. Труп бурята долгое время висел на воротах главной кумирни Маймачена, покачивался, и его страшное лицо и кусок взятой далимбы под мышкой долго наводили на всех жуткий страх, зато мародерство было сразу же прекращено.
Прошло дня три, и барон отдал приказ всем русским явиться для регистрации в комендантское управление. Явилось очень мало, тогда Унгерн нервно покрутил свой ус, и на следующий день по всему городу были расклеены объявления: «Всем мужчинам явиться на городскую площадь 8-го февраля в 12 часов дня. Не исполнившие этого будут повешены. Барон Унгерн».
Коротко и более чем ясно. Явилось более 150 русских, которые немедленно были распределены по частям. Генералам же Комаровскому и Никитину, оказавшимся в Урге, барон приказал немедленно выехать из города. «Это совершенно бесполезные и ни к чему не пригодные люди», – сказал он.
После того как китайцы наглядно убедились, что с приходом унгерновцев не только порядок был не нарушен, а восстановлен ими до идеальной высоты и что тяжелые налоги китайской власти частью совершенно уничтожены и частью снижены наполовину, а городская жизнь потекла по нормальному мирному руслу, китайское коммерческое общество решило отблагодарить барона Унгерна пышным банкетом. Но барон никогда не бывал на банкетах и других торжествах, связанных с его именем, а потому отказался и от этого китайского чествования. На банкете китайцы говорили благодарственные речи и называли барона Унгерна своим спасителем и защитником от произвола китайских властей.
После проведения мобилизации Унгерн получил сведения, что из Калгана двигается в Ургу большой караван верблюдов с подарками к новому китайскому году для ургинского китайского гарнизона. Караван идет под охраной отряда в 300 человек. Барон взял с собой небольшую часть и немедленно поехал навстречу. Караван был уже в 20 верстах от города. Китайцы вступили в бой и дрались свирепо. Барон наблюдал за разыгрывающимся боем и приказала есаулу М. ехать целиной к бурятской части и приказать ей идти в атаку. Посланный завяз в глубоком снегу и только через два часа добрался до бурят, которые уже, без приказа, атаковали китайцев. Есаул отдыхал у коноводов, когда к нему подъехал генерал Резухин, сказал, что уезжает в Ургу, и шажком поехал в указанном направлении. М. ничего не понял, а через полчаса к нему подъехал артиллерийский офицер, который объяснил, что Резухин ранен и отрядом командует подъесаул Парыгин. А через десять минут туда же прискакал барон, крикнул:
– Где Резухин? – и, получив ответ, что ранен, спросил: – Куда ранен?
– Не могу знать, Ваше превосходительство.
– Ты вечно ничего не знаешь! – заорал барон и со всего размаха ударил своего адъютанта ташуром по голове.
Тот упал и долго лежал без чувств, а когда пришел в сознание, то слышит, что барон возится с ним и бормочет:
– Черт, неужели я убил его?
Адъютант встал и, покачиваясь, пошел с бароном на позицию.
– Ты куда? – заорал барон. – Хочешь, чтобы тебя убили? Марш назад!
Вот и разберись. Только что сам едва не убил, а теперь тревожится, чтобы не убили.
Караван попал в руки унгерновцев. С грузом до шампанского и шелка включительно.
Унгерн спешно усиливал свою Азиатскую конную дивизию. Было сформировано четыре полка, командирами которых были назначены произведенные в есаулы: 1-м Татарским – Парыгин, 2-м Хоботов, 3-м чиновник Яньков и 4-м Монгольским войсковой старшина Архипов.
Урга уже начинала жить в нормальной и спокойной обстановке. Жителям барон шел навстречу; магазины, лавки торговали бойко, из Монголии шли непрерывной цепью торговые караваны, и ургинские базары шумели. Панические настроения Унгерн ликвидировал вначале, когда расстрелял подполковника Дроздова, распространявшего тревожные слухи. Больше никто не решался сомневаться в устойчивости ургинской жизни.
Штаб начал подыскивать для Унгерна помещение, и скоро есаул М. и корнет Смиренский нашли роскошно обставленный дом богатого еврея. Барон пришел посмотреть. Остался доволен, но, когда узнал, что квартира еврейская, пришел в бешенство и в соседнем дворе приказал поставить себе юрту. А вечером посадил адъютанта за машинку и продиктовал приказ: «Глупее людей, сидящих в моем штабе, нет. Не давать им продуктов в течение трех дней».
Жизнь в Урге восстанавливалась. Полицмейстером и комендантом Урги был назначен знаменитый подполковник А. Сипайлов, о деятельности которого будет разговор впереди. Комендантом Маймачена был назначен прапорщик Степаненко, бывший жандармский унтер-офицер. Есаул М. был назначен в помощь Сипайлову.
Дивизия отдыхала, а интендантство в специально устроенных мастерских спешно шило для всех из синей чесучи тырмыки, унты, офицерам сапоги, всем кожаное обмундирование. Барон был тих, доволен, и дивизия стала понемногу забывать о страшных днях порок и других жестоких наказаниях. Но дивизия была составлена из людей, прошедших «огонь, воду, медные трубы и волчьи зубы», и без наказаний жить не могла. Барон провинившихся офицеров и солдат садил на крыши домов. Любопытную картину представляла в то время Урга. В районах расположения воинских частей, тут и там, по крышам разгуливали, сидели и стояли офицеры. Некоторые просидели на крышах по месяцу, а знаменитый хорунжий Тубанов, командир Тибетской сотни, после своего подвига окончательно распоясавшийся, влез на крышу, просидел там неделю и… снова стал человеком.
В это время Унгерн вел переговоры с монгольскими князьями. Вскоре он выпустил политический приказ № 15. В нем точно говорилось: «С моей Азиатской конной дивизией иду на жестокую и беспощадную борьбу с красными под знаменем: За Царя Михаила Александровича». В этом духе он подготовлял дивизию к выступлению, но свое интендантство, которое органически не терпел, не забывал, и в приказе было сказано: «Стыдно офицерам
