Елена Обоймина - Рудольф Нуреев. Я умру полубогом!

— Может быть, поженимся здесь, в Вене? — предложил Рудольф.

Но девушка вновь не решилась связать с ним свою судьбу. Она считала, что они слишком молоды (если это не было просто отговоркой). К тому же ее в то время больше волновали происходящие на Кубе перемены, чем Рудольф. «В глубине души я боялась его, — призналась Мения годы спустя. — Надо было уметь выносить его нетерпение. К тому же у меня было ощущение, что, если мы поженимся, я должна буду следовать за ним и не смогу сделать карьеру». Вероятно, так бы и случилось…

В следующий раз они встретились уже в 1966-м в Париже. Мения приехала с Национальным балетом Кубы на гастроли, и Рудольф пришел на спектакль в Театр Елисейских Полей. Они провели вместе некоторое время, прячась от фотографов. О чем они говорили на этот раз, никто не знает…

Рудольф и Мения Мартинес расстались. Но остались близкими друзьями, по признанию Мении. Она не раз видела его в спектаклях за рубежом, бывала в его парижской квартире. «Рудинька» и «Меньюшка», как они называли друг друга, пронесли через всю жизнь самые теплые чувства к тому, кем были увлечены в юности…

После Всесоюзного конкурса артистов балета в Москве в апреле 1958 года и выпускного экзамена в училище о Нурееве всерьез заговорили в театральных кругах. Рудольф подготовил для конкурса па-де-де из «Корсара», вариацию из «Гаянэ» и па-де-де Дианы и Актеона из «Эсмеральды». Три эти номера, совершенно различные по настроению и требующие высокой техники, буквально покорили публику.

«Наступил вечер конкурса, и я имел большой успех. Впервые в моей жизни публика потребовала повторения. Это было после исполнения па-де-де из «Корсара». Я станцевал еще раз, и аплодисменты стали еще сильнее. Это было опьяняюще. И каким легким, неожиданным казался мне в те дни танец, поддерживаемый вдохновением!»[13].

Триумф оказался полным. Педагоги и самые яркие ученики Ленинградского хореографического подходили к Нурееву после выступления, чтобы поздравить его. Владимир Васильев, считавшийся в то время лучшим молодым танцовщиком Большого театра, сказал ему со всей искренностью: «Рудольф, ты поразил и пленил нас!». Нуреев почувствовал, что побледнел: его радость от собственного успеха оказалась столь велика, что он был совершенно потрясен.

«В нем жила колоссальная сила и динамизм, — годы спустя скажет В. Васильев о Рудольфе Нурееве, вспоминая тот конкурс. — Его надо было видеть живьем, ведь когда смотришь съемки того времени, они не передают того эмоционального накала».

На следующий день после конкурса в Москве его организаторы решили включить номер в исполнении Нуреева в фильм о русском балете. Фильм был назван известной строкой А.С. Пушкина: «Душой исполненный полет». В нем Рудольф вновь танцевал па-де-де из «Корсара».

Через год этот фильм демонстрировали в Уфе. Сестра Рудольфа прислала брату письмо, в котором призналась: она никогда не осмеливалась и мечтать, что он будет так танцевать! Молодой танцовщик надеялся, что мать тоже гордилась этим выступлением. Но в семье Нуреевых бытовало негласное правило: здесь никогда не говорили вслух о том, что казалось особенно дорого. Может быть, чтобы не сглазить…

В июне 1958 года на сцене Кировского театра прошли выпускные спектакли Ленинградского хореографического училища. Рудольф исполнял на них па-де-де из балета «Корсар» с Аллой Сизовой, вариацию из балета «Лауренсия», фрагмент из балета «Гаянэ».

Овация, завершившая их с Аллой Сизовой выступление на выпускном экзамене, по словам очевидца, «сотрясала стены». «И ведь это был всего лишь ученический дуэт. Я больше ни разу не слышал подобных оваций в этом театре», — вспоминал этот любитель балета. Зал просто ревел от восторга, рукоплеща феноменально одаренному юноше, всего за три года до того приехавшему из Уфы и в возрасте семнадцати лет впервые начавшему серьезно заниматься классическим танцем.

Подробности того вечера навсегда запомнила близкий друг танцовщика Любовь Мясникова-Романкова: «Они идеально оттеняли друг друга. Она — бледная, изящная, сдержанная. Он — загорелый, мускулистый, темпераментный. Грим был совершенно натуральный и очень красивый.

Рудик нервничал ужасно, но думаю, его волнение прошло при первых звуках музыки, переплавилось в движение, в зависающий неповторимый прыжок, в неповторимое гранд жете, какое умели делать только ученики Пушкина (Жете — движение в балете, основанное на броске ноги в покое или в прыжке. Гранд жете можно перевести как «большой бросок». — прим. авт.). Я помню, как возрастало мое волнение и сердце громко колотилось от страха, что Рудик «заиграется» и «смажет», не застынет после бешеного движения в нужной позиции.

«Корсар» имел успех грандиозный. Легкость и стремительность прыжков, способность как бы висеть в воздухе, чем позже он покорил мир, страстность танца и умение перевоплощаться сделали то, о чем Рудик мечтал, — ему предложили остаться в труппе Кировского театра, причем не в кордебалете, через который, как через необходимую ступеньку в артистической карьере, проходили все окончившие училище, а солистом, — честь, которой до него удостоились лишь Фокин и Нижинский».

Если точнее, после этих блестящих выступлений Нуреева пригласили в свои труппы и Кировский, и оба московских музыкальных театра, имени Станиславского и Большой. Причем все — сразу на ставку ведущего солиста! В дополнение к сказанному надо признать, что за тридцать три года на сцене Нуреев так ни разу и не танцевал в кордебалете.

Выбор Рудольфа пал на ставший уже родным Кировский театр. Немало способствовала этому решению и блистательная Наталья Дудинская, которая после экзамена подошла к нему и призналась: ей хотелось бы станцевать с ним в «Лауренсии».

— Не будь глупым, — не без женского кокетства обронила прима-балерина, — не выбирай Большой, оставайся здесь, и мы будем танцевать с тобой вместе.

Стать партнером балерины такого уровня и такой известности было для молодого солиста и поддержкой, и солидным авансом. Наталье Михайловне в то время — уже сорок пять, Рудольфу — всего двадцать, но он не подведет. В своей первой «звездной» роли он покажет себя надежным партнером прима-балерины Кировского театра!

«Прежде чем сесть в поезд на Ленинград, он помчался в Большой театр посмотреть Плисецкую в первом акте «Лебединого озера», — наивно сообщает Диана Солуэй в своей книге о Нурееве[14].

Автор, пишущий о балете, кажется, нисколько не подозревает о том, что Одетта, героиня Плисецкой, не участвует в первом акте «Лебединого», появляясь на сцене только во втором!