Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен
Перетягивание каната
Настоящим "перетягиванием каната" были отношения старца Никифора с господином Янисом. Возникла ревнивая зависть. Отец Никифор не терпел даже малейшего проявления той заботы, которую имел о. Ефрем по отношению к родному отцу. Трудная и долгая борьба началась. Борьба, которая совсем не подходила ни духовному устроению отца Ефрема, ни благородному его характеру. Самые тяжелые дни его жизни прошли в стремлении и смягчить отца Никифора, и обслужить своего отца. Старец Иосиф, который когда-то его поддерживал, воодушевлял и умиротворял, к тому времени уже отошел ко Господу. А господин Янис, который, казалось бы, скоро должен умереть в силу преклонного возраста, все жил да жил. Прошло еще восемь мученических для отца Ефрема лет. Монахи говорили: "Отец Ефрем оказался между двух огней: с одной стороны его отец, а с другой — его Старец".
На фотографии тех лет отец Ефрем кажется более старым по сравнению со своими старичками. Он дошел до такого душевного изнеможения, что в конце концов возроптал, как многострадальный Иов, вопия в молитве: "Кто станет судьей между нами? Зачем Ты мне дал это невыносимое искушение, Боже мой!" Расстраивался также и его родной отец, в постриге Иов. Господин Янис, когда сильно заболел, был пострижен в монахи с именем Иов, но затем выздоровел и прожил еще пару лет. "Эх, дитя мое, если бы знал, что так случится, деньгами бы мне выстлали дорогу — не пришел бы сюда". Целыми днями он сидел в своей келлии и молился по четкам или Иисусовой молитвой, или читал: "Радуйся, Невесто Неневестная".
Как- то раз он позвал свое кровное чадо:
— Ефремушка, Ефремушка!
— Что такое, деда?
— Иди что скажу. Вот, где сидел, заснул немного: открылась дверь, и вошли три женщины, а которая в середине, у той на голове была корона. Она спросила меня: "Как поживаешь?" — "Да так, расстраиваюсь". А она говорит мне: "Поэтому Я и пришла тебе сказать, чтобы ты не расстраивался. Не хочу, чтобы ты расстраивался". И все три сделались невидимыми.
— А, деда, это была Божия Матерь! Понял, что Она тебе сказала? Хочет, чтобы ты здесь был. Не думай даже, чтобы уйти.
Нервный и вспыльчивый господин Янис превратился в кроткого и незлобивого отца Иова. Отец Ефрем восторгался его мирностью и находил самого себя ущербным по сравнению с ним. Как-то раз заболел отец Никифор. Отец Иов опередил своего сына искренней заботливостью: "Сынок, поставь банки отцу Никифору, он ведь простуженный".
Терпению старичка довелось быть испытанным и в самом конце. Как-то ночью он вышел во двор в туалет, оступился и упал — перелом тазовой кости. Сорок дней прожил в муках. Чтобы не расстроить своего сына Харалампия (офицера греческой армии), он не пожелал уведомить его об этом. 8 апреля 1971 года он почил о Господе.
Золотая бабушка
В 1963 году, вскоре после отъезда господина Яниса на Святую Гору, Великим постом, в Страстную пятницу умерла мать отца Ефрема. Эта удивительная женщина удостоилась за два дня до смерти принять монашескую схиму с именем Мария. Об этом она просила Божию Матерь всю свою жизнь. Воистину она имела блаженный, преподобнический конец.
Это была душа любезная и всех вокруг утешающая. Когда она с больным сердцем поступила в военный госпиталь, то всех поразила своей душевностью. Посещает ее врач: "Добро пожаловать моему доктору золотому! Как ваши дела, как поживаете? Ваша супруга, детишки, все ли у них в порядке?" — радостно опережала она его вопросами. "Ну, эта старушка, — говорили удивленные врачи, — вместо того, чтобы мы ее подбадривали, она воодушевляет и утешает нас". Младшего своего сына, офицера, она очень любила. Когда он собирался ее навестить, она это чувствовала и доверительно говорила обрученной с ним девушке, будущей его супруге: "Твой идет". И сын вскоре приходил. Девушка недоумевала тогда, как может свекровь говорить своей невестке "твой" про своего сына.
Отец Ефрем, когда узнал, что мать в госпитале, выслал для нее монашескую схиму и параман. Он написал, чтобы ее постригли в монахини, так как живой она уже не выйдет из госпиталя — в этом он был уверен.
Рассказывает ее дочь: "Когда нашу маму в больнице постригли в схиму (она ведь всю свою жизнь имела желание стать монахиней), в день ее пострига и вечером она постоянно разговаривала, тогда как в другие дни была молчалива (так говорили медсестры). Я сидела возле нее всю ту ночь. Лицо ее светилось — оно вообще стало очень светлым после пострига. Она что-то говорила и смотрела вверх.
— Что ты говоришь, мама? Что видишь?
— Что тебе сказать, дитятко мое, такая красота! Ах, что я видела!.. А где я нахожусь? — и тогда приходила в себя и понимала, что она в госпитале.
Неделю пробыв в госпитале и вроде бы поправившись, она должна была выйти. Как вдруг, неизвестно почему, у нее поднялась высокая температура. И на рассвете Страстной пятницы она умерла. Смерть ее была тихой и мирной. Пришла монахиня, которая была ее восприемницей при постриге, переодела ее, как положено. Я сразу же почувствовала сильное благоухание, неописуемое благоухание. Тогда и говорю монахине: "Неужели и вы, монахи, используете благовония для покойников?" — "Нет, госпожа Елена, — отвечает, — мы не пользуемся благовониями. Благоухание я почувствовала, когда поменяла ей одежду. Оно исходит от тела вашей матери. Я просто ожидала, чтобы вы сами ощутили, и поэтому ничего не сказала. Это признак святости, это знак, что ваша мама спаслась". Мы были потрясены!..
Священник во время погребения удивлялся и говорил, что речь идет о святой душе. Миро выступало на теле матери, как пот. Наша одежда, которая соприкасалась с телом матери, когда мы обнимали и целовали ее, целую неделю потом благоухала. Во время погребения наша мама благоухала сильнее, чем украшенная цветами Плащаница"[25].
Отец Ефрем признавался: "Да, вот как случилось! Я даже, некоторым образом, согрешил завистью. Исповедуюсь в этом. Простая женщина, деревенская, безграмотная и чего достигла! Когда молился о ней, то получал, а не отдавал, переполнялся от радости. Видел, ну скажем, как видение — идет моя мать ко Христу. "Добро пожаловать, Мария, добро пожаловать, Мария!" Мы здесь годами трудимся, чтобы достичь такого состояния.
Часто видел, что моя мать — это старец Иосиф и что старец Иосиф — это моя мать. Они двое — как нечто одно…
Я видел, что
