Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Однако возвращаюсь к прерванному повествованию.

В техникуме уже с первого курса начиналась учебная практика, навыки которой сохранились у меня на много лет.

И если прежде в школу я ходил по необходимости, то в техникум — с удовольствием.

С благодарностью вспоминаю преподавателя черчения и начертательной геометрии. Благодаря его требовательности и дотошности (он особое внимание уделял, казалось бы, незначительным мелочам — как подбирать и затачивать карандаши, какие покупать линейки и угольники, как выбирать и как располагать на столе ватман, как очищать чертеж от графитной пыли и т. п.) я научился чертить и читать чертежи, что также в дальнейшем сослужило мне важную службу.

Получая небольшую стипендию (37 рублей), я, отдавая ее тете, все же «отстегивал» 1–2 рубля: наконец-то я получил возможность, встречаясь с девушкой, хотя бы изредка угостить ее мороженым или пригласить в кино.

На втором курсе я стал подрабатывать, получая заказы в учебной части техникума на вычерчивание иллюстрационных схем и плакатов. Это позволило мне, отдавая заработок тете, также утаивать некоторую часть на карманные расходы.

В 1975 году я приезжал в Ростов, чтобы принять участие в праздновании 75-летия техникума, который к тому времени превратился в радиотехникум. Однако руководство техникума сохранило преемственность учебного учреждения, и на выставке, посвященной его истории, были представлены все исторические этапы его существования. Здание техникума было частично разрушено во время войны, учебно-производственные мастерские отсутствовали. Но центральная часть здания со знакомыми мне аудиториями, сохранившими свой первоначальный вид, осталась такой, какой была во времена моей учебы. Из числа преподавателей техникума я встретил только двоих, но некоторые из числа бывших технических работников — женщины, работавшие при мне в столовой, в мастерских, уборщицы — продолжали еще трудиться. К сожалению, состояние здоровья не позволило мне приехать в Ростов, чтобы участвовать в его 100-летнем юбилее.

Годы учебы в техникуме, пребывание в коллективе его учащихся и преподавателей, с которыми пришлось пройти многие испытания первых двух лет войны, оставили глубокий след в моей памяти и судьбе.

В первый же день занятий на второй паре учебных часов преподаватель сообщил нам о том, что только что было передано по радио срочное сообщение: Германия напала на Польшу, а Англия и Франция объявили войну Германии. Это значит, что началась большая война. Мы в то время не могли себе представить, насколько БОЛЬШОЙ она окажется.

Нападение на Польшу не было неожиданным. Угрозы Польше со стороны Германии звучали уже давно. Газеты сообщали о концентрации германских войск вблизи польской границы, в Данциге, имевшем статус «вольного» демилитаризованного города, во множестве появились немецкие туристы, внешний вид которых не оставлял сомнений в том, что это — переодетые в штатское военнослужащие вермахта. В памяти сохранились фамилии польских деятелей: Бека — министра иностранных дел, «мотавшегося» между Варшавой, Лондоном и Парижем в попытках найти защиту против усиливавшегося с каждым днем давления Германии, Рыдз-Смиглы — военного министра.

Далее время и события понеслись с невиданной скоростью. Не ожидая окончательного разгрома Польши, которая не могла противостоять мощи Германии, наши войска вступили на ее территорию под лозунгом присоединения западных областей Украины и Белоруссии и освобождения от капиталистического рабства их народов.

К этому времени я, в значительной степени под влиянием моего друга Олега, в каждом официальном сообщении пытался найти скрытый смысл. И здесь мне представилось, что в действительности оккупация восточной части Польши диктовалась необходимостью отодвинуть линию соприкосновения с Германией от наших границ в преддверии неизбежного будущего столкновения.

Что на самом деле происходило на присоединенных западных территориях, было не известно, приезжавшие оттуда военные хранили молчание, говорили, что рассказывать подробности им строжайше запрещено. Газеты же вещали о многочисленных проявлениях радости по поводу воссоединения с советскими свободными республиками и освобождения от власти польских панов и капиталистов.

Иногда военные переодевались в штатское и, прогуливаясь по городу, поражали воображение ростовчан своим непривычным видом: длиннополые светлые пиджаки свободного покроя, штаны до колен, гетры, башмаки на толстой подошве, на голове — береты или шляпы с пером…

По радио и на концертных эстрадах зазвучала мелодичная песня-вальс «Ждем вас во Львове». Всего текста не запомнил: «Полки соловьев вам кантату споют, просим во Львов…» И далее весьма многозначительно: «Во Львове ремонт капитальный идет, шьют девушки новые платья…»

Незаметно прошло сообщение о том, что наши войска, не встретив сопротивления, вернули Бессарабию, до того считавшуюся спорной территорией, незаконно оккупированной Румынией еще в ходе Гражданской войны.

Вскоре «в соответствии с волей народов Эстонии, Латвии и Литвы» эти страны стали союзными республиками СССР. Эти события запомнились мне благодаря весьма любопытным сообщениям радио и газет. Не гарантируя безусловную точность изложения этих событий, привожу сохранившееся в памяти.

Началось с ультиматумов, предъявленных правительствам этих стран, в которых под предлогом проникновения многочисленных агентов западных стран, проводящих враждебную СССР деятельность, высказывалось требование о допущении советских войск на специальные военные базы. Обращало на себя внимание, что эти ультиматумы были предъявлены одновременно и написаны в совершенно одинаковых выражениях, как будто «под копирку». Также одновременно в этих странах прошли многолюдные митинги трудящихся, на которых были приняты резолюции, требовавшие добровольного присоединения к СССР. И эти резолюции были как копии, повторявшие один и тот же текст. Далее оставалось лишь пойти навстречу требованиям трудящихся стран Прибалтики, что и произошло, также одновременно.

Хотя официально ничего не было заявлено, всем казалось очевидным, что эти действия с нашей стороны были предприняты с ведома и по согласованию с Германией в соответствии с состоявшимся тайным соглашением. Естественно, вслух говорить об этом было не принято.

Начало войны с Финляндией не было неожиданностью. Задолго до этого газеты писали о фашистской и антисоветской политике ее руководства, о связях с фашистской Германией. Граница, проходившая лишь в 40 километрах от Ленинграда, якобы представляла серьезную угрозу безопасности городу — колыбели революции. Тем более что постоянные провокации со стороны «белофиннов» требовали решительных действий. И в ответ на якобы артиллерийский обстрел наших пограничных укреплений, как сообщалось в газетах, войска Ленинградского военного округа вступили на территорию Финляндии.