Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме.

Шум на лётном поле стоял оглушительный. Шарп подал сигнал рукой, мы все побежали мимо вертолётов, и 3-е отделение набилось в один из них. Мы бежали пригнувшись, чтобы нам не снесло головы, хотя главный винт вращался в пятнадцати футах[37] над землёй. С земли поднималось столько пыли, что невозможно было уберечь от неё глаза и что-нибудь разглядеть. Пока я там служил, я ни разу не слышал, чтобы кого-нибудь на самом деле ударило главным винтом, но, уверен, такие случаи происходили. Когда вертолёты отрывались от земли, они иногда покачивались, отчего одна сторона винта приближалась к земле, иногда достаточно близко для чьего-либо обезглавливания. Позже, во время службы во Вьетнаме, я видел, как один из Чёрных Львов зашёл под хвостовой винт, который расположен гораздо ниже, чем главный. Картина казалась тревожной, но тут же оказалась забавной, как только мы поняли, что обошлось без серьёзных травм. Удар оставил глубокую вмятину на его каске и на несколько минут лишил его способности соображать. К счастью, сильно он не пострадал и его рассудок быстро вернулся к норме, что, впрочем, не особенно много значило, учитывая, что он служил в пехоте.

Внутри вертолёта условия оказались стеснёнными. С восемью людьми на борту вертолёт был, собственно, полон. С полным отделением из десяти человек он уже был набит. Сблизи я заметил, что у Шарпа в одной из гранат на поясе застряла пуля. И у Голамбински была застрявшая пуля в каске с правой стороны. Эти двое уже в чём-то поучаствовали. К сожалению, я не спросил их, откуда эти пули и упустил пару историй, вероятно, заслуживающих внимания.

На касках было немало надписей. У Лопеса она гласила «Предаю свою судьбу ветру», у кого-то ещё «Рождённый проигрывать». Ещё у одного парня на каске были перечислены месяцы, которые он вычёркивал один за другим. Многие католики в роте писали инициалы «И.М.И» — Иисус, Мария и Иосиф. Интересно, что армия дозволяла эти порывы индивидуальности, тогда как в любом другом вопросе она их усердно вытравливала. Тем не менее, в моё время в роте «С» на касках не было ни значков пацифизма, ни листиков марихуаны. Я остановился на том, что написал «Conlan Abu». Это гэльское выражение означало «Всегда победоносный» и изображалось на гербе моих ирландских родственников со стороны мамы, клана Мур.

Многие парни придавали своим каскам индивидуальность, засовывая предметы под ленту. Самым распространённым предметом была маленькая, прозрачная, пластиковая бутылочка с репеллентом от насекомых. Потом шли спички, сигареты, запасные чеки для гранат, магазины для М-16, и — конечно же — козырные тузы. Всё это барахло на мой взгляд выглядело, как мишень для удачного попадания в голову, так что я ничего таким способом не носил. Если снайпер наметит себе одного из нас, пускай это будет кто-нибудь другой, а не я.

Лопес перед погрузкой открутил антенну с рации, чтобы не выколоть кому-нибудь глаз. На ночной вылазке мы несли больше снаряжения, включая общественную собственность. В неё входили, помимо прочего, мачете, лопаты, тяжелые аккумуляторы для раций, размером с сигаретную пачку, и блоки пластичной взрывчатки. Мне, в качестве моей доли общественной собственности, дали таскать противотанковый гранатомёт в добавление к моим обычным двум пулемётным лентам. Мы не носили гранатомёт на каждое патрулирование. Шарп решал, когда их брать, и чаще всего их брали, если мы направлялись на территорию, где могли оказаться бункеры. Гранатомёты использовались для их разрушения. Слава Богу, наш противник не имел танков, чтобы стрелять по ним. Гранатомёт был лишь чуть больше двух футов[38] длиной, весил примерно десять фунтов[39], и, к счастью, имел ремень для переноски.

Двигаясь замыкающим, я оказался последним, кто влез в вертолёт и получил место около двери, которая оставалась открытой. Хоть я никогда и не летал на этих летающих яйцевзбивалках, я не переживал. Раз все остальные это делают, это должно быть безопасно.

Мы летели на высоте примерно в пять тысяч футов[40]. По всеобщему мнению, на расстоянии мили от земли мы могли не опасаться одиночных выстрелов с земли. К тому же, когда мы летим так высоко, они не станут тратить на нас патроны, надеясь на единственный из миллиона шанс нас сбить. В ближайшие несколько минут мы могли расслабиться. Как только я это понял, лететь стало вполне комфортно. Гул винта пульсировал, словно билось материнское сердце, отчего почти все, кроме меня, ненадолго вздремнули. Я не спал, потому что виды внизу были для меня новыми и интересными. На джунгли открывается гораздо лучший вид с низко летающего вертолёта, нежели с летающего высоко «Карибу», на которых я путешествовал ранее. Джунгли, над которыми мы пролетали, похоже, уже порядочно обработала артиллерия и авиация. Повсюду виднелись воронки. Отдельные хорошо обработанные участки выглядели, как необитаемая лунная поверхность. Некоторые дыры имели шестьдесят футов[41] в ширину и тридцати[42] в глубину. Деревья без листвы были повалены, указывая вершинами от центра взрыва. Тысячи сорванных ветвей лежали беспорядочными кучами вокруг воронок. С воздуха они выглядели, словно гигантские бирюльки. Как можно выжить в подобном месте?

Постепенное снижение вернуло всех от снов к действительности. Каждый отсоединил от винтовки магазин, убедился, что он полон патронов, и вернул его на место. Это повторялось вновь и вновь, нервно, много раз. Я тоже так делал. Заключительная часть снижения над зоной высадки была столь же плавной, как падение в шахту лифта. Некоторые из нас к этому времени уже стояли снаружи вертолёта на полозьях, глядя вниз на пропитанное водой рисовое поле, окружённое джунглями.

С высоты трёх футов[43], или около того, я спрыгнул и погрузился по бёдра. Более тяжёлые парни ушли глубже. Майк Соя, огромный огнемётчик из Чикаго, вообще исчез. Соя был достаточно приятным парнем, но слишком крупным и суровым. Я был уверен, что у него в машине на зеркале заднего вида висят плюшевые кубики, а драки по барам он считает легальной формой проведения досуга. Когда он погрузился, его каска закачалась на поверхности. Через полсекунды он вынырнул, разразившись целым шквалом злобной ругани, я не очень понял, на кого. Я был так озадачен, что даже не могу сказать, говорил ли он по-английски, или по-польски, с натужными гортанными звуками.

Мы выбрались из воды на дамбу, где нашли ровную насыпь, уходящую в джунгли. Стоило нам сделать пару шагов, как впереди разорвалась пятисотфунтовая[44] бомба. Я думаю, до неё было всего метров семьдесят пять, и нас бы убило взрывом и осколками, не будь густых зарослей между нами и бомбой. На мой взгляд, это придавало совершенно новое значение выражению «близкая воздушная поддержка». От сотрясения я потерял равновесие. Только схватившись за ближайшее дерево, я не упал от трёх новых взрывов, последовавших подряд один за другим. Воздух перед нами стал ощутимо горячим. Смертоносные осколки, которые мы слышали, но не видели, свистели в воздухе. Мы залегли в поисках укрытия. Каждый из нас сумел найти основание достаточно толстого дерева, кучу земли или что-то ещё, что оказалось бы между ним и взрывом. Мы следовали политическому совету президента Джонсона, что иногда, когда события выходят из-под контроля, лучшей стратегией будет «скорчиться, как осел в сильную бурю и подождать, пока всё не успокоится».