Джордж Бьюкенен - Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918

В то же время общественное мнение склонялось в пользу восстановления дружественных отношений с Россией, и открыто обсуждался вопрос религиозной принадлежности наследника. Позволив превратить вопрос об обращении княжича Бориса в пункт политической программы, князь Фердинанд недооценил как твердость религиозных принципов родных своей жены, так и силу политического давления, которое в конце концов заставило его пойти на этот шаг. Поскольку он взял бразды правления в свои руки, все атаки оппозиции теперь были направлены против него лично, и он стал считаться препятствием на пути осуществления желаний нации. Было раскрыто несколько заговоров с целью его убийства, и для обеспечения его безопасности приходилось принимать исключительные меры. Возникла угроза правительственного кризиса, и собрание высказало пожелание, чтобы княжич Борис принял православие. Перед тем, как принять окончательное решение, князь Фердинанд совершил паломничество в Рим в надежде убедить папу освободить его от обязательств, взятых им при заключении этого брака. Однако его святейшество был неумолим. По возвращении в Софию князь Фердинанд после притворной попытки отречения официально объявил, что княжич Борис перейдет в православие.[40] Император Николай согласился стать крестным отцом, и был назначен российский дипломатический представитель в Софию – Чарыков. Одновременно с этим султан признал его высочество князем Болгарии и генерал-губернатором Восточной Румелии; остальные державы выразили свое согласие, и положение князя Фердинанда было формально урегулировано. Однако признание держав было куплено ценой моральной жертвы, которая хотя и диктовалась ему соображениями высокой политики, но и в не меньшей степени подстегивалась его собственным честолюбием. Нарушив торжественное обещание, без которого его брак был бы невозможен (сам он представлял это как жертву, принесенную ради благополучия Болгарии), он ослабил узы, связывающие его с его семьей и западными державами. «Запад, – заявил князь Фердинанд собранию, – объявил мне анафему. Заря с Востока озаряет своими лучами мою династию и наше будущее».

Но вернемся к Македонии, где за это время возросло влияние «Внутренней организации». Период тайных приготовлений, длившийся пять лет, подошел к концу. Пришла пора активных действий, и комитет был преобразован в террористическую организацию, чьи решения приводились в исполнение вооруженными отрядами. Каждый год мы становились свидетелями крайних мер со стороны турок и дерзких актов возмездия со стороны комитета. Отношение сменявших друг друга болгарских правительств к повстанческому движению отличалось лишь по степени: осуждая преступные методы, они все сочувствовали его целям. Всякий раз, когда казалось, что кризис неминуем, державы заявляли Софии протест. Однако Россия и Австрия не всегда были единодушны, и отношение российского дипломатического представителя Бахметева и адептов панславизма на Балканах не всегда соответствовало заявлениям официального Санкт-Петербурга. Присутствие русского великого князя и генерала Игнатьева осенью 1902 года на празднествах в честь взятия Шипки явно не способствовало смирению македонских комитетов, а высказывания генерала Игнатьева были прямым призывом к действию.

В декабре граф Ламздорф сам лично прибыл в Софию с коротким визитом, в ходе которого он дал понять, что Россия не позволит македонским комитетам втянуть ее в вооруженный конфликт на Балканах. По дороге домой он останавливался в Вене, где они вместе с графом Голуховским выработали план преобразований, стержнем которых было назначение Хильмипаши генеральным инспектором трех македонских вилайетов. Этот план бы приведен в действие в феврале 1903 года, но оказался недостаточно дальновидным, чтобы удовлетворить общественное мнение в Болгарии. Вскоре после этого в Болгарии к власти пришло стамболистское правительство, которое было твердо намерено возобновить традиционную для этой партии политику: поддерживая хорошие отношения с Турцией, одновременно с этим выжимать из нее уступки, играя на ее страхе перед внешней интервенцией. Однако российское правительство мешало установлению непосредственного взаимопонимания между вассалом и сюзереном, и болгарская делегация, отправленная в Константинополь для установления такого взаимопонимания, вернулась ни с чем. В то же время в Македонии полным ходом шли приготовления ко всеобщему восстанию, и в августе сигнал был дан.[41]

Болгарское правительство было не готово к войне, и, несмотря на всеобщее негодование, вызванное жестокостью применяемых Турцией мер, оно всеми силами стремилось избежать отрытого разрыва с Турцией – так велико было его недоверие к российской политике. Оно полагало, что Россия ведет двойную игру. Российский посол в Константинополе высказывался в пользу жестокого подавления восстания, в то же время российский посланник в Софии поддерживал повстанцев, и оба они, казалось, стремились внести разлад в отношения между Болгарией и Турцией, что дало бы России повод для вмешательства. Единственным результатом восстания было осознание Европой серьезности ситуации и необходимости принятия более радикальных и конкретных мер. В значительной степени благодаря инициативе лорда Лэнсдоуна обширный план реформ был согласован графом Ламздорфом и графом Голуховским в октябре в Мюрцштаге. Основу этого плана составляли назначение австрийского и русского гражданского представителей советниками Хельми-паши, реорганизация жандармерии посредством набора иностранных офицеров, финансовая помощь возвращающимся беженцам и тому подобные меры.

Хотя некоторые положения договора были приняты болгарским правительством с удовлетворением, но, как оно считало, план в целом очень портило то обстоятельство, что контроль за его исполнением был возложен на Австрию и Россию – две наиболее реакционные и эгоистичные европейские державы. Таково было положение дел к началу Русско-японской войны, заставившей болгарское правительство пересмотреть свою позицию. Раньше болгары хотя и опасались российских интриг, но у них всегда оставалась надежда, что, если Болгария потерпит сокрушительное поражение в войне с Турцией, Россия придет ей на помощь. Теперь же они страшились не только оказаться в изоляции в случае неудачи в войне, но и того, что Австрия может воспользоваться российскими затруднениями и оккупировать северные районы Македонии. В связи с этим были возобновлены переговоры о заключении прямого соглашения с Турцией, и в апреле 1904 года был подписан договор, призванный послужить установлению более дружественных отношений между вассалом и сюзереном, хотя, из-за противодействия России, в него не удалось включить пункт о расширении мюрцштагских реформ на Адрианопольский вилайет, столь желанный для Болгарии.