Михаил Задорнов - Язычник эры Водолея

С тех пор я мечтал прыгать выше головы, что, собственно, мне почти и удалось.

— Похвастайтесь личными школьными рекордами!

— В 10-м классе мой школьный рекорд по прыжкам в высоту долго висел на доске рекордов. По нынешним меркам — всего ничего, 1 метр 68 сантиметров. Но тогда…

Я закален школьным спортом. Меня до сих пор тянет в школьный спортзал.

Когда бываю в Риге, часто прихожу в школу. Первые счастливые моменты моей жизни я испытал именно там. И первую любовь, и первую победу на соревнованиях, и первую сигарету, и первые танцы… И восхищение девчонок, когда я на сосну забрался выше всех — весь в смоле, но страшно гордый…

— А первый свой адреналин в спорте помните?.

— После уроков мы играли в школьном дворе. Во втором классе меня впервые неожиданно поставили на ворота. Играть в футбол я тогда не умел, а потому смело встал. Когда ударили по воротам, я случайно взял мяч. Просто сработал рефлекс. А потом били штрафной — и я снова прыгнул за мячом и схватил его. Причем даже не знал, что этот мяч «неберущийся»… Знал бы — не прыгнул! На следующий день в школьной газете появилась карикатура: Миша Задорнов с мячом. После чего меня часто ставили вратарем даже за сборную школы по ручному мячу.

Из книги школьного друга Михаила Задорнова, известного актера и писателя Владимира Качана, «Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка!»

Наверное, пытаясь изо всех сил освободиться от пут застенчивости, мы иногда пускались в совершенно наглые авантюры, которые можно было бы квалифицировать только статьей «хулиганство».

Однажды Задорнов был переодет в девушку: ему был сделан соответствующий макияж (сестра Мила помогла), на него были надеты черные чулочки, подобраны туфли на высоком каблуке (он в них едва втиснулся) и даже какая-то ретрошляпка с вуалеткой на нем была.

И пошли мы по улице Кирова к улице Ленина, то есть к самой центральной улице во всех городах страны в то время… Помню, мы должны были изображать ссорящуюся пару, а дальше — как пойдет. Мишке было сложнее: туфли жали, ему было неудобно идти, навыка хождения на высоких каблуках не было, кроме того, ему надо было свой ломкий юношеский баритон каким-то образом превратить в девичий щебет…

И вот пошли… Мало того, что туфли на высоком каблуке, мало того, что они жали, он ведь пытался еще при этом изображать женскую походку. Поэтому, почти хромая, он не забывал развязно вихлять бедрами и в манере вокзальной шлюхи мне что-то выговаривать. На нас стали обращать внимание мужчины — вернее, на «нее».

Они, видимо, думали, что «она» сейчас с ним (то есть со мной) поссорится, и тут они ее тепленькую и возьмут. Поэтому некоторые встречные мужчины просто разворачивались и уже шли за нами, вожделенно глядя на задорновские ножки… И тут у него еще спустился чулок. Шмыгнув в ближайшую подворотню, Мишка задрал юбку и стал поправлять сползающий чулок. Это была уже откровенная эротика, с точки зрения трех-четырех мужчин, как бы невзначай остановившихся возле.

Но один из них, самый наглый, подошел поближе, чтобы лучше видеть. Тут бы мне наконец вступиться за честь дамы, но Задорнов меня опередил. Он к этому времени уже закипал. Швырнув подол юбки на место, он нарочито косолапо пошел на эротомана и, возвращая голос в привычный регистр, эдак баском рявкнул ему: «Че те надо? Че те надо? Я вот тебе щас как дам! Пшел отсюда!»

Лицо того мужика надо было видеть.

Вспоминает Лев Огнев, одноклассник, ныне — руководитель театральной студии в Риге

— Задорнов и Качан занимались в школьном драмкружке под руководством грозной математички Валентины Ивановны Пахомовой. В одном спектакле мне была предложена роль Аполлона. Зевса играл Задорнов. Режиссировал Качан.

Сюжет был почти эротическим. Мне надо было влезть на стол, встать на голову и пьяным голосом спеть: «У самовара я и Афродитка…» Володя мучился со мной, выжимая сексапильное пение.

На генеральной репетиции Валентина Ивановна заметила Качану, что все это, особенно трусы, торчащие из-под туники, выглядит довольно пошло. На что тот эмоционально крикнул, что он режиссер.

«Дурак ты, Качан!» — ответила математичка. Повисла гробовая тишина. И тут Миша Задорнов ехидно произнес: «Кто обзывается, тот сам так и называется!»

Капустник отменили.

Из воспоминаний мамы, Елены Мельхиоровны Задорновой

— Миша был способный, с четырех лет его стали учить английскому и теннису. А уж склонность все и вся критиковать у него проявилась в раннем детстве. В том числе и потому, что, как только его отдали в школу, я попросила учительницу Веру Петровну: пожалуйста, не ставьте ему пятерок, никогда.

Мишка очень злился. Но это сыграло положительную роль, потому что учился он очень настойчиво, старался. Зато примерным поведением никогда не отличался. Ежедневно приносил в дневнике замечания. В 9-м классе его едва не исключили. Подрался с двумя мальчишками и разбил одному губу. Созвали собрание, пригласили представителей Союза писателей и Литфонда. Просто трибунал. Но первым выступил преподаватель математики Виктор Федорович. Удивляюсь, сказал он, за что мы судим Задорнова, ведь он заступился за девушку. Молодец.

1962 год ИзБРАННЫЕ места

Если дневник — лицо ученика, то восьмиклассник Миша Задорнов выглядел не лучшим образом. Оценки у него по всем предметам были самого широкого диапазона — от «пятерок» до «единицы». Такой уж он разнообразный.

Судя по всему, педагогам было с ним непросто. Самые популярные замечания — «Опоздал в школу» и «Нет домашней работы» — с завидным постоянством повторяются почти на каждой странице, иногда и по нескольку раз.

Из прочих учительских комментариев лидируют такие (орфография и грамматика сохранены):

· Дом. работа по геометрии выполнена частично. На пять процентов.

· Разговаривал после звонка

· Обижает Тенкину.,

· Систематически нарушает дисциплину на английском.

· Пересел на другое место.

· Нет школьного головного убора. Без него в школу не пускают.

· От урока физкультуры отказывается, ссылаясь на недавнюю болезнь, а на улицу выходит без пальто и гуляет весь урок.

· Ходит без белого воротничка.

· На рисовании нарушал дисциплину