Битва гигантов. Ротшильды, Рокфеллеры и Нобели - Брита Осбринк
Людвиг рад, что Эмануэль намерен в одиночку провести собрание пайщиков, и советует:
«На собственном примере могу утверждать, что получил большую пользу от неудач и что упорная борьба за достижение цели научила меня гораздо большему, чем легкие победы. Теперь у меня гостит Робертов сын Яльмар, и я не упускаю случая внушить ему мысль о том, что будущее его брата и сестер зависит от благополучия нашей грандиозной компании, а потому он – как и Эмануэль с Карлом – обязан, не жалея усилий и времени, трудиться на благо предприятия».
По словам Людвига, Яльмар поддается внушению: он готов и может приносить пользу. Юноша наделен трезвым умом и наблюдательностью. К тому же он легко овладел русским языком. Людвиг также рассказывает, что его младший сын, Карл, за год пребывания в Баку завоевал всеобщие симпатии и далеко пойдет. «Прости, дорогой Альфред, что я невольно перевел разговор на детей, но ведь будущее принадлежит не нам, а им, и зависит оно тоже от них. Преданный тебе Людвиг».
За весну давление на Альфреда возрастает, и он все больше раздражается.
24 июня 1886 г. Альфред пишет из Парижа Эмануэлю, что не может и дальше выполнять свои обязанности члена совета (куда его «ввели без спросу»), поскольку едва ли не все его время уходит на собственные компании. А «долгие и утомительные поездки в Санкт-Петербург» лишь усугубляют положение. «Ваше российское предприятие доставляет мне много беспокойств, не говоря уже о колоссальных убытках от него, парализующих все мои начинания». И далее:
«Все сожалеют, что их втянули в это безнадежное предприятие, которое дает прибыль в 2 %, но не может выплачивать даже их. Сам я почту себя счастливцем, если судьба позволит мне выпутаться из всего этого, потеряв в рублях миллион или полтора. […] Неопределенность для меня страшнее убытков, поскольку она препятствует осуществлению моих планов и делает мое положение в динамитных компаниях крайне затруднительным. Пришла пора объединить их все под одной крышей, для чего прежние акции следует заменить на акции, которые будут выпущены одним крупным – головным – акционерным обществом. Оно будет создано примерно к 15 июля, может быть, чуть позже. Тогда мне необходимо иметь в распоряжении несуществующие средства, посему я вынужден просить „Товарищество братьев Нобель“ выплатить мне векселями долг по моему текущему счету».
На другой день, 25 июня, Альфред отправляет новое письмо:
«В дополнение ко вчерашнему хочу сообщить, что ради обретения свободных средств я продал почти все поддававшиеся реализации ценные бумаги. Я даже расстался – по весьма низкой цене – с частью акций шведского „Динамита“. […] Этим посланием я хочу объяснить тебе, насколько остро нуждаюсь в деньгах, чтобы вы там не просто приобщили мое ходатайство аd acta».
Людвиг пишет «милому брату Альфреду» пространный ответ, в котором выражает свою философию предпринимателя. Письмо послано из Финляндии, с дачи в Лауритсале:
«Недавно Роберт потребовал остаток своего пая в Товариществе – 6 тысяч английских фунтов, причем не заикнувшись об этом заранее. Ты отказался от места в совете, так что пришлось подбирать человека тебе на замену. Все это совпало с периодом, когда мы не можем выплачивать дивиденды из-за невыгодной конъюнктуры и когда компании необходимы все имеющиеся средства, дабы избежать обращения за ссудой к посторонним лицам. Этими обстоятельствами воспользовались наши недруги, представившие их в таком свете, чтобы как можно больше навредить Товариществу и лишить его всякого доверия. Все это отразилось прежде всего лично на мне. Я всегда брал на себя полноту ответственности за наше предприятие как в финансовом, так и в моральном отношении; любое покушение на нашу честь, на нашу репутацию рикошетом попадает в меня. Я уже десять лет считаю себя рабом компании и отдаю ей свое время, свое здоровье, свое душевное спокойствие. Российские газеты клеймили меня, называли монополистом и капиталистом, а в России это даже скорее, чем в Западной Европе, равносильно объявлению тебя преступником, который подлежит всеобщему преследованию. Пострадала моя репутация, и это в конце концов повлияло на кредиты, ведь народ оповестили, что я вложил в Товарищество большую часть своих средств. Все это Роберт должен знать не хуже других, поскольку своим рабством и своими жертвами я обязан в первую очередь ему. Он должен также не хуже других знать, что, несмотря на вышесказанное, наше предприятие крепко стоит на ногах – настолько крепко, насколько вообще может стоять промышленное предприятие. Тем не менее ходят слухи о том, что он позволяет себе безрассудно высказывать недовольство и недоверие, тем самым пороча компанию. Промышленное производство связано с конъюнктурой, за прибыльными годами неизменно следуют скудные, а потому здравомыслящий человек не должен отчаиваться, отмежевываться и думать только о спасении собственной шкуры.
Сам понимаешь, меня вынуждают к таким словам горькие чувства, вызванные твоим отношением. Будь в моем распоряжении средства, чтобы удовлетворить твои требования, я бы, право, не стал хвататься за перо и выкладывать все эти малоприятные соображения. Я бы предпочел продать дома и остальное имущество, но в Петербурге теперь никто ничего не покупает. Тут воцарился застой, утрачены надежды на будущее, в банках полным-полно лежащих втуне денег.
Когда на прошлое Рождество наши конкуренты (германские евреи, торгующие американским керосином) придумали этот трюк – в одно и то же время распространить на биржах Нью-Йорка, Берлина, Штеттина и Бремена телеграмму о том, что Нобель прекратил в Петербурге выплаты по обязательствам, – это лишь незначительно сказалось на доверии к компании.
Русских патриотов, входящих в советы российских банков, хлебом не корми, дай уронить в чужом мнении иностранца – шведа, которого допустили сыграть важную роль в промышленном производстве. Евреи, чье влияние там преобладает, не могут простить мне стремления к независимости и того, что я не хочу позволить евреям прибрать к рукам весь сбыт нефти. Так что вопли против монополиста идут из русского стана, тогда как евреи пытаются навредить нам с другой стороны подрывом нашей репутации.
Между тем дела „Товарищества бр. Нобель“ обстоят совсем неплохо. Разумеется, выплачивать дивиденды было бы опрометчиво, поскольку, учитывая
