Олег Иконников - Большая Медведица

— Наверное, надо сначала покупателей найти?

— Кому толкнуть, я уже надыбал, — успокоил приятеля Дымок, — инструмент для работы приготовил. Отпашешь и вали домой, а я часиков в двенадцать к тебе заеду, годяво?

— Только без кипиша, если теща устригет, что меня ночью дома не будет, то обязательно Ленке доложит, а жену, как ты сам понимаешь, в таком положении, мне волновать нельзя.

В обеденный перерыв, запарковав грузовики в неположенном, с точки зрения гаишников, месте, Олег сбегал на рынок и выбрал у выстроившихся в длинный ряд длинноносых гостей юга колючий букет розовых роз: «Это лапушке моей, подслащу, на всякий случай, горькую пилюлю, которая ее ожидает, если меня, подлого, на деле заметут».

Открутив, как и положено, баранку до шести, он на дежурке, развозившей шоферню по домам, добрался до роддома и, перебежав через дорогу, по той же пожарной лестнице, взлетел наверх. У раскрытого, крашенного белой эмалью окна, мечтала о чем-то жена.

— Девушка, вы случайно не меня ждете?

— Ой! Напугал, бешеный! — Святому тут же достался поцелуй в подставленную щеку.

— Это мне? — радостно всплеснула она руками.

— Тебе, ласточка жизни моей горькой.

— Спасибо, Олежка, дорогие, наверное?

— Заказ помнишь?

— Какой? — вспоминая, сморщила носик Лена.

— Па-ца-на, — раздельно произнес Святой.

— Выполняй просьбу мужа, — рассмеялись девчонки, переставшие пить чай — судя по цветам, жить потом будешь, как у Христа за пазухой.

— Дома ночуешь?

— Конечно, Леночка, только Максим у твоей матери, ничего?

— Да, пока я не выпишусь, пусть у нее живет.

— Ну, ладно, милая, я рвану. Родителей проведаю, и Эдька меня срочно заказывал.

— Ночуй дома!

— Приказ понял, но для этого тебе придется поцеловать меня, как можно крепче и не в щечку.

Поужинав горячими тещиными щами, Олег спустился к себе и, переодевшись в черное трико и такого же цвета футболку, достал из упакованных в целлофановом мешке зимних сапог жены резиновые медицинские перчатки. «Чтоб не делать отпечатков», — попробовал он натянуть одну из них на руку. «Видимо, не насиделся ты еще, ублюдок. Нары в местах не столь отдаленных скучают, бедные, по твоей синей шкуре. Или по жизни поганой меня прет так, что не остановишь». Чтобы не замарать чистую постель, Святой лег на палас и, подложив под голову огромного плюшевого зайца, смежил веки. «Пора, конечно, с этого чертового колеса вываливаться, но, с другой стороны, надо Сереге помочь, не одну пайку черного хлеба мы с ним сожрали». Под истошный визг голопузой ребятни, поливающей друг друга ледяными брызгами водопровода, Олег незаметно для себя прикорнул. Разбудил его страшный стук в дверь. Слепо шаря в темноте руками, он торопливо пошел ее отпирать.

— Вот мудила, по седлу захотел? Не дай бог, Ленкина мать рюхнулась, — один воровать пойдешь.

— Ты дрыхнешь, из пушки не достреляешься, — оправдывался Дымок, — подбираясь к холодильнику — собирайся.

— Я на стреме, — зашнуровал кроссовки Святой.

— Тогда валим, — Серега жадно рвал зубами толстый шмат колбасы, смазанный майонезом.

На удивление теплая, безлунно темная воровская ночь, затянувшая мглистым покрывалом облаков Большую Медведицу, больно кольнула Олега в сердце.

— Что с тобой?

— Все пучком…

Так оно и было. Болтаясь головой вниз, и получая ощутимые шлепки по скользкой попке, только что родившийся ребенок, наконец-то, разорался.

— Мальчик или девочка?

— Как муж и просил, мальчонка, — промокая ватным тампоном, крупные капли пота со счастливого лица роженицы, ответила немолодая уже акушерка.

— Горластый, наверное, в папашу. Слышит он сейчас его, интересно, или нет?

— Тетя Даша, время сколько?

— Полночь, Леночка, ровно полночь.

Башенные часы железнодорожного вокзала, до которого только что добрались приятели, высвечивали фосфорическими стрелками пятнадцать минут первого.

— Не рано?

— Красть никогда не рано.

— Но и не поздно.

— Точно, — хмыкнул Дымок.

— Кандыбай за мной чуть сзади, все равно не знаешь, куда идти.

— Далековато?

— Да нет, тут рядышком.

Отшагав четыре квартала, подельники присели в палисаднике школы на узкую скамью, усыпанную белыми лепестками черемухи. За невысоким кирпичным забором, отделяющим учебное заведение от здания областной прокуратуры, возвышались крытые рубероидом крыши гаражей. Прикинув, где придется работать, Святой покосился на приятеля, прятавшего в кулаке светлячок сигареты.

— Много боли пришлось мне в жизни вытерпеть, но подвешенным за собственные яйца я еще не раскачивался.

— Думаешь, мы наглеем?

— А ты, видимо, наоборот?

— Да, в общем-то, нет, но дельце, согласись, веселое.

«Веселее некуда», — Олег первым перелез через ограду и, вытирая о штаны руки, настороженно прислушался.

Дымок уже возился у обитых жестью ворот гаража.

— Ну, че, погнали?

После согласного кивка подельника, оглашая неосвещенный двор прокуратуры, вгрызаясь в металлическую дужку навесного замка, противно завизжала пилка.

«Страшно, что ли?» — слизнул с верхней губы соленую росинку пота Серега. «Хочешь быть богатым и здоровым? Хочешь. Значит, не трясись, сука». Когда с перепиленной шеей тяжелую «собаку» он, наконец, бросил на дно спортивной сумки, одежду было — хоть выжимай.

— Святой? — шепнул Дымок в оглушающую его темень — рули сюда, все на мази.

«УАЗик» подпирала «Волга», дверца которой была не заперта. Олег включил фонарик и нырнул головой под руль, намереваясь завести машину, замкнув между собой два провода. Неожиданно тонкий луч выхватил из темноты покачивающийся незамысловатый брелок на торчавшем в замке зажигания ключе: «Если счастье лезет в жопу, не отталкивай ногой».

— Что ты там бормочешь?

— Иди, говорю, в «УАЗик», дыбани — ключ зажигания на месте? Быстрее, чучело.

— Тута, — буквально через секунду ответил бесшумно исчезнувший подельник.

— Слушай сюда. Сейчас я раскрою ворота и как только заведу «волжанку», пускай дым своей кастрюле. Понял?

— Ага.

— Выскочу, сразу выгоняй «УАЗик». Пока я «Волгу» назад ставить буду, запахнешь ворота.

— Усек.

Пару минут спустя на входных дверях гаража болтался замок, предусмотрительно купленный Серегой еще утром. Как ни странно, но территория гаражей не имела ворот и даже проходной вообще, надеясь, наверное, на то, что ни один ворюга не посмеет сюда сунуться, и Святой беспрепятственно вывел машину под матовый свет уличных фонарей.

— Все, Олега, топи!

— Тише едешь, дальше будешь, — затормозил он на красном сигнале светофора.