Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Дела отнимали все время. Трудовой день Ивана удлинился до шестнадцати часов. Дома его видели только поздним вечером и ранним утром, изредка в воскресенье. Маша, найдя свое призвание в конструкторском бюро, не упрекала мужа, понимая, какая ответственность на его плечах. Им повезло, дети находились на попечении Машиной матери. Жизнь летела как хорошо отлаженный локомотив-паровоз, на всех парах. Вокруг мелькают люди и события, несчастья и радости! Время притупляет чувства, стирает в памяти лица, уже не можешь вспомнить о вчерашнем вечере, путая его с позавчерашним, не замечаешь закатов, восходов, красивых девушек, встречающихся тебе по дороге. Некогда поговорить с друзьями. Понимаешь, что так нельзя, но трудно остановиться, дело захватывает полностью, ты окунаешься в него с головой, забываешь обо всем. Дома обретаешь недолгую радость, попадая в целительный мир любви, а наутро готов к новому рывку. Паровоз твоей рабочей жизни летит мимо людей, деревьев, ночных огней и утренних туманов, ты едва успеваешь подкидывать свои силы и умения в топку трудового дня, но надо быстрее, быстрее, еще быстрее…
Это случилось в один из студеных январских дней. Заключенных пригнали, но при таком «минусе» не выдерживает даже железо, невозможно завести двигатели кранов. Работа была остановлена, и на огромной площади стройки там и здесь задымили костры. Многие варили чифирь. Обычно его готовили тайком, но сейчас охрана на это действо смотрела сквозь пальцы. Конвоиры, молодые солдаты, и сами готовы были принять черного, как смола, чайку и спрятаться в теплой «каптерке».
Сине-черные дымы костров прожигали пелену морозного воздуха, картина на стройплощадке возникла нереальная, как в фантастических фильмах. К полудню из-за облаков выглянуло солнце и более решительно и успешно, чем костры, стало сражаться и изничтожать белое марево, освобождать из его плена здания, деревья, пешеходов. Они стали видны издалека. Обычная жизнь возвращалась в свою колею.
По давно заведенному порядку Иван обходил стройку. Он приучил себя к таким обходам, еще работая мастером. Увиденное самим не всегда похоже на рассказанное подчиненным. Обороты выразительной русской речи легко могут приукрасить реальную картину, так что многие строительные начальники, слушая только словесные доклады, искренне удивляются, увидев несоответствующую докладу реальность. В раздражении принимаются отчитывать подчиненных. Это повторяется из раза в раз, и тут уж ничего не поправить. Кто к чему привыкает. Иван, не увидев самолично, как обстоят дела на стройке, решений не принимал. Часто он давал указания тут же, при обходе, заостряя внимание мастеров по контролю на точность выполнения сложных узлов. Зэки знали эту особенность своего строительного руководителя и с облегчением вздыхали, когда Иван проходил мимо них, не делая замечаний. На обходы он брал мастеров и прорабов, иногда к ним присоединялись и бригадиры, которых он старался не задерживать. Вот и сейчас, обходя главный корпус, он был разгорячен от подъема наверх и неприятного разговора с прорабом.
– Здравствуй, Иван, – внезапно услышал он свое имя. Голос показался знакомым…
Обернувшись, увидел небольшого роста мужчину. Ватная телогрейка, легкие хлопчатобумажные брюки. На голове шапка-ушанка, лицо от мороза прикрывает черная повязка с вырезом для глаз. Ни один заключенный никогда так к Ивану не обращался.
– Разве мы знакомы?
– Забыл? А вот так? – мужчина освободил лицо от черной повязки.
Иван только сейчас глянул на бирку. На пришитой белой накладке с правой стороны телогрейки четко виднелась надпись: Комаров Петр, отряд № 3.
Господи, неужели Петька, его «кровный брат»? Вот так встреча!
– Петька, ты, что ли!?
– Я.
Не обращая внимания на сопровождение и охрану, Иван обнял своего друга. Стараясь унять волнение, понимал, что так делать нельзя. Ему, начальнику огромной стройки, коммунисту, обниматься прилюдно с зэковцем…
– Пойдем.
Отправились в административный блок, полностью еще не заселенный, нашли пустую комнату. В тепле, каждый с кружкой чая, устроившись друг против друга, долго молчали. Первым не выдержал Иван:
– Рассказывай, брат…
– О чем?
– Обо всем.
– Обо всем или как попал за проволоку?
– Давай по порядку. С Междуреченска.
Петька еще помолчал, потом тихо, как на той лесной тропинке, спросил:
– Иван, а у тебя хлеба нет? Жрать так хочется.
– Эх, брат, брат, когда-нибудь ты был сыт?
– Похоже, никогда, – вымученно улыбнулся Петька. – Даже на воле.
Рассказ свой он начал после того, как опустошил Иванов тормозок, который ежедневно собирала Маша – обедать с заключенными, охраной Иван не хотел, – как будто вступал в круг неволи…
– Что рассказать… В учебке, в армии учили на водолаза, потом послали на курсы механиков-водителей. Танкист. Присвоили звание младшего сержанта. Служил, разряд по баскетболу получил. Кормежка нормальная, хватало. Да, там я был сыт. Короче, после дембеля вместе с корешами двинули на комсомольскую ударную. Не куда-нибудь, на Братскую ГЭС. Но ее уже завершали, стали строить город. Вязал арматуру, бетонировал, потом перевели каменщиком. Жили в палатке, двадцать орлов. Люди были разные. Как вечер – пьянки, разборки, с драками и поножовщиной. Карты до утра – такие комсомольцы…
– Знаю, всякие там были, и «химики», и зэки расконвоированные, а из вольных только начальники стройки, специалисты, мастера да прорабы. Зря ты не бросил эту братву.
– Мысли такие были, да вот не бросил… Причины находились: то долг отдать, то еще что-то. Увяз. Одну ногу выдернешь…
– Петя, о чем говоришь? По зэковской привычке на слезу давишь? Я знаю, как в Братске дела обстоят, хватает знакомых. Везде работа не сахар, а на строительстве вдвойне. Иногда получаю письма, иногда встречаемся. Вполне довольны жизнью, находят время и в кино сходить, и в театр… Переженились, детишки…
– Я не люблю театр. Одного раза хватило. Болтовня одна. Смотрю на сцену – и ни одному слову не верю. Не хочу я в чужие жизни вникать, со своей бы разобраться…
– Пусть не поладил с театром. Но в жизни много хорошего и без него – книги, спорт, семья.
Петька внимательно рассматривал Ивана.
– Повзрослел ты, изменился, очки носишь. Если бы не слышал, что здесь на стройке банкуешь, не узнал бы. Все нормально, доволен?
– Не жалуюсь.
– Женат? На Маше?
– Помнишь. Да, двое детей, девочки. Окончил институт. Как же ты, брат мой, так…
– Пьянка. Познакомился с ребятами веселыми, они меня быстренько обучили «азам». Один «скачок», другой, потом гоп-стоп, и еще, и еще… Думал, так будет продолжаться вечно. Это мой первый срок, зато какой – шесть круглых. Сменил несколько зон, а на прошлой неделе пригнали сюда по этапу, говорят, требуются строители-специалисты. Два года уже оттянул, осталась черепуха – четыре. Может, на условно-досрочное пойду, если все в порядке будет… Не поверишь, но в лагере мне лучше. Я чувствую себя человеком. Вчера записался в школу, в пятый класс.
– В пятый? У тебя же семь, училище…
– В пятом учительница молоденькая. Влюбился.
– Даешь…
– А что, мне здесь неплохо. Всё по распорядку, хоть как да кормят, раз в неделю банька. Иногда кино… Телевизор в каждом
