Александр Керенский - Россия на историческом повороте: Мемуары

Возмущенный, я в довольно резкой форме сказал Дану (который возглавлял делегацию), что резолюция совершенно неприемлема. Мое раздражение Дан встретил спокойно. Никогда не забуду того, что он сказал. На его взгляд и, видимо, на взгляд других членов делегации, я преувеличиваю события под влиянием сообщений моего «реакционного штаба». Затем он сообщил, что неприятная «для самолюбия правительства» резолюция большинства Совета республики чрезвычайно полезна и существенна для «перелома настроения в массах»; что эффект ее «уже сказывается» и что теперь влияние большевистской пропаганды будет «быстро падать». С другой стороны, по его словам, сами большевики в переговорах с лидерами советского большинства изъявили готовность «подчиниться воле большинства Советов», что они готовы «завтра же» предпринять все меры, чтобы потушить восстание, «вспыхнувшее помимо их желания, без их санкции». Не без видимой угрозы он заявил, что все принятые правительством меры к подавлению восстания только «раздражают массы» и что вообще я своим вмешательством лишь «мешаю представителям большинства Советов успешно вести переговоры с большевиками о ликвидации восстания». Во всем этом явственно чувствовалась рука Каменева: не произнеся ни слова, я вышел в соседнюю комнату, где проходило заседание правительства, и зачитал текст резолюции. Затем я изложил суть нашего разговора с Даном. Нетрудно представить себе реакцию моих коллег. Я вернулся в комнату, где сидели члены делегации, и возвратил Дану документ, соответственно прокомментировав эту бессмысленную и преступную резолюцию».[278]

Делегация Совета Республики посетила меня, когда вооруженные отряды Красной гвардии занимали одно за другим правительственные здания и арестовали одного из министров правительства — Карташева, который направлялся домой после заседания в Зимнем дворце Временного правительства. Карташева доставили в Смольный почти одновременно с возвращением туда Дана, намеревавшегося продолжить переговоры с Каменевым о путях «ликвидации восстания, вспыхнувшего» вопреки воле большевиков.

По словам Дана, самую большую угрозу завоеваниям революции в то время представлял мой «реакционный штаб». На деле же, однако, три четверти офицеров Петроградского военного округа, как и Дан с его друзьями, саботировало все усилия правительства справиться с восстанием, которое быстро набирало силу.

Проведя всю ночь 24 октября в переговорах с представителями других социалистических партий, Каменев достиг своей цели: военные организации эсеров и меньшевиков сохраняли полную пассивность. А большевистские агитаторы беспрепятственно занимались своим делом в солдатских казармах, не встречая никакого противодействия со стороны представителей меньшевиков и эсеров.

Ночь с 24 на 25 октября прошла в напряженном ожидании. Мы ждали прибытия с фронта воинских частей. Я вызвал их загодя, утром 25 октября они должны были быть в Петрограде. Однако вместо войск поступили телеграммы и телефонограммы о блокаде и саботаже на железных дорогах.

К утру (25 октября) войска так и не прибыли. Центральная телефонная станция, почтамт и большинство правительственных зданий были заняты отрядами Красной гвардии. Здание, где всего лишь день назад проходили бесконечные и бессмысленные дебаты Совета Республики, также захватили красногвардейцы.

Зимний дворец оказался в полной изоляции, с ним не было даже телефонной связи. После продолжительного заседания, которое затянулось до раннего утра, большинство членов правительства отправились домой, чтобы хоть немного передохнуть. Оставшись одни, мы с Коноваловым пошли в штаб военного округа, который находился совсем рядом на Дворцовой площади. С нами пошел еще один министр, Кишкин, наиболее известный в Москве либеральный деятель.

После краткого совещания было решено, что я немедленно отправлюсь навстречу эшелонам с войсками. Мы были абсолютно уверены, что паралич, охвативший демократический Петроград, будет преодолен, как только все поймут, что заговор Ленина — это не плод какого-то недоразумения, а предательский удар, полностью отдающий Россию на милость немцев.

На всех улицах вокруг Зимнего дворца стояли патрули Красной гвардии. Все контрольно-пропускные посты на подступах к Петрограду вдоль дорог к Царскому Селу, Гатчине и Пскову были тоже заняты большевиками.

Понимая всю рискованность такого шага, я решил ехать через город в автомобиле. Такие поездки я совершал постоянно, и к ним все привыкли. Когда подали мой превосходный открытый автомобиль, мы объяснили солдату-шоферу его задачу. В последний момент, когда помощник командующего Петроградским военным округом, мой адъютант и я были готовы отправиться в путь, прибыли представители английского и американского посольств и предложили нам выехать из города в автомобиле под американским флагом. Я поблагодарил союзников за их предложение, однако сказал, что главе правительства не пристало ехать по улицам русской столицы под прикрытием американского флага. Позднее я, однако, узнал, что один из моих офицеров, который не поместился в нашей машине, сел в автомобиль союзников, который следовал за нами на некотором расстоянии.

Попрощавшись с Коноваловым и Кишкиным, оставшимися в Петрограде, я тронулся в путь. Впереди сидели водитель и адъютант, я — в своей обычной полувоенной форме — сзади. Рядом со мной сидел помощник командующего войсками Петроградского округа Кузмин, напротив нас — еще два адъютанта.[279]

Водителю было велено ехать по главной столичной улице в сторону контрольно-пропускных постов с обычной скоростью. Такой расчет полностью оправдался. Мое появление на улицах охваченного восстанием города было столь неожиданно, что караулы не успевали на это отреагировать надлежащим образом. Многие из «революционных» стражей вытягивались по стойке «смирно» и отдавали мне честь! Выскочив за пределы города, водитель нажал на акселератор, и мы вихрем понеслись по дороге. Видимо, ему инстинктивно чудилось, будто кто-то уже донес Ленину и Троцкому о моем отъезде.

У контрольно-пропускного пункта у Московской заставы нас обстреляли, тем не менее мы благополучно прибыли в Гатчину. Несмотря на попытку задержать нас там, мы и Гатчину миновали благополучно.

К ночи мы добрались до Пскова, где размещалась Ставка командующего Северным фронтом. Чтобы чувствовать себя в полной безопасности, мы устроились на частной квартире моего шурина генерал-квартирмейстера Барановского. По моему приглашению на квартиру прибыл командующий генерал Черемисов, который, однако, как выяснилось, уже вступил во «флирт» с большевиками. Движение войск к Петрограду, о котором я распорядился, было остановлено по его приказу. После довольно резкого разговора генерал Черемисов удалился.