Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
Какое-то время автомобиль двигался вдоль берега речки Полег. Потом её русло отклонилось налево в сторону моря, и дорога запетляла по безлюдной равнине. Через некоторое время Рутенберг попросил остановиться. Соломон и Наум вышли вместе с ним.
— По карте тут недалеко должна быть речка Александр, — показал рукой Пинхас.
Действительно, за деревьями они увидели речку. Течение в ней, как и в Ярконе, было почти незаметно, и только чуть оживилось после недавних осенних дождей.
— На обратном пути пройдитесь по берегу и сделайте измерения, — сказал Рутенберг. — И Полег тоже нужно обработать.
— У нас нет карты, Пинхас Моисеевич.
— Карту я вам дам, — произнёс он.
Опять дорога побежала по низменной долине. Километров через десять Рутенберг обратил внимание на высокие деревья, стволы которых были покрыты гладкой серой корой.
— Здесь много эвкалиптов, целые рощи, — сказал он. — Я читал, их высаживают там, где нужно осушить болота.
— Здесь от малярии многие умирали, — заметил Мендель. — Ханкин купил эти земли у богатого араба-землевладельца. А когда Ротшильд понял, что в этих местах жить невозможно, дал деньги на рытьё каналов и посадку деревьев. Болот и комаров стало значительно меньше.
Они въехали в посёлок, застроенный одноэтажными домиками, и остановились на небольшой площади. Рутенберг увидел удущего по улице мужчину.
— Скажи, любезный, как отсюда добраться до Хайфы? — окликнул его Пинхас.
— Там за углом постоялый двор, — тот махнул рукой в сторону дома с покатой черепичной крышей. — Несколько раз в день отсюда выезжают экипажи. — Бе-эзрат ха-Шем[4], скоро должен появиться ещё один.
— Я сойду здесь, парни, — сказал Рутенберг. — А вы посмотрите ещё реку Хадера, проведите измерения и возвращайтесь — у вас сегодня много работы.
Он ткнул пальцем в линию на карте, сложил и протянул карту Соломону. Затем взял саквояж, попрощался и направился к указанному поселенцем постоялому двору. Сидевший на лавке человек тоже ожидал экипаж.
— Я еду в Зихрон-Яаков, — ответил он на вопрос Пинхаса.
— А мне нужно в Хайфу.
— Доберёшься, — успокоил тот. — Я сойду, а ты поедешь дальше.
Они вместе сели на подкатившую коляску и возница, оглядев их, сразу тронулся в путь. Равнина впереди сменилась справа горами. Туда и поднялся экипаж и, оказавшись на застроенной невысокими домами и обсаженной деревьями улице, остановился. Попутчик попрощался, и лошадь тронулась, подчинившись умелым рукам возницы. Потом повозка, спустившись с горы, побежала по дороге вдоль берега моря.
Яркий круг солнца вышел из-за туч и склонился над морем, по которому пробежали по воде разорванные волнением полосы света. Уже темнело, когда экипаж, миновав Немецкую слободу, въехал в нижнюю Хайфу. Слева блестел бурунами залив, качая стоявшие у входа в порт суда. Рутенберг расплатился и спросил возницу о железнодорожном вокзале. Идти до него оказалось недалеко, да и сам он пожелал пройтись, утомлённый длительной поездкой по тряским укачивавшим ездока дорогам.
На построенном османами напротив порта вокзале он увидел несколько человек. Один из них был одет в британскую военную форму.
— Сэр, сегодня на Бефсан ещё будет поезд? — спросил его Пинхас.
— Через минут сорок отойдёт последний. Он на втором пути.
— Благодарю Вас, сэр.
На вокзале в очереди у кассы стояли несколько человек. Купив билет, Рутенберг снова вышел на вокзальную площадь. После трудного и насыщенного событиями дня очень хотелось есть. По другую сторону площади он сразу увидел духан. За прилавком стоял мужчина средних лет в примелькавшейся ещё в Яффо одежде. В небольшом, тускло освещённом светильниками помещении за одним из столов сидели двое арабов. Они о чём-то говорили, макая питы в тарелку с хумусом и заедая его горьким зелёным стручком перца. Времени на еду у Рутенберга не было. Поезд отходил через минут двадцать. Духанщик разрезал одну питу и положил в неё поджаренные в оливковом масле зёрна хумуса и несколько фалафелей. В другую он затолкал пахнущие специями кебабы и нарезанный кружками лук. Пинхас вынул из саквояжа уже опустевшую фляжку и попросил заполнить её водой. Расплатившись с духанщиком, Рутенберг поспешил на вокзал и поднялся в вагон.
Вскоре поезд тронулся и, набирая скорость, вырвался на простор долины. Он поел за небольшим столиком, сел в удобное кожаное сиденье у окна и закрыл глаза. Необоримая дрёма клонила ко сну, и Пинхас поддался ей. Он не видел, как распахнулась с обеих сторон дороги Изреэльская долина, как поезд останавливался несколько раз на полустанках, чтобы подобрать пассажиров и двинуться дальше. На станции Бейт-Шеан его разбудили толчки тронувшегося вагона.
Долина Хула
Он сошёл с поезда в Цемахе с удовлетворением, что сумел проделать весь путь за один день. Дул северный ветер, проникавший под полы плаща, и Рутенберг почувствовал принесённую с озера прохладу. Встреченный на полустанке молодой человек ответил ему на идиш. Он приехал на берег, чтобы встретить приехавшего из Хайфы с мешком семян товарища. На телеге нашлось место и Пинхасу и через полчаса они въехали во двор Дгании. Темнота наступавшей ночи усиливалась завесой множества облаков, готовых в любую минуту пролить на землю скопившуюся в них влагу. В столовой кибуца ещё оставались люди, задержавшиеся после ужина. Они с любопытством посматривали на Рутенберга, мгновенно определив по его одежде и внешнему виду, что гость приехал сюда не ради работы на полях.
— Мне нужно поговорить с вашим руководством, — обратился он на идиш к сидевшим за одним из длинных дощатых столов.
— Оно тут недалеко. Выйди и поверни направо, — ответил парень.
Рутенберг постучал во входную дверь
