Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

Отныне белые в Болгарии становились нежелательными гостями. Стамболийский в Генуе обязался распустить белогвардейские части, численность которых доходила тогда до 35 тысяч человек. Местные коммунисты провели несколько массовых демонстраций под лозунгом «Врангелевцы, вон из Болгарии!», в Народном собрании они поставили вопрос о статусе Русской армии и необходимости ее разоружения и расформирования. Особенно тяжело стало в мае 1922 года, когда в Софии был арестован начальник кутеповской контрразведки, известный нам «азбучник» полковник П. Т. Самохвалов. У него были найдены разведывательные сводки, расположение болгарских укреплений и воинских подразделений, полицейских участков, электростанций, вокзалов, складов оружия. Одновременно с арестом полковника болгары провели обыск в русской военной миссии, обнаружили у генерала Вязьмитинова документы о подготовке белых частей к военному перевороту против правительства Стамболийского. Впрочем, русские доказали, что эти документы фальшивые.

Обыск произвели и у Кутепова. Ничего не нашли, но вызвали генерала в Софию, где и арестовали, хотя перед этим обещали неприкосновенность. В свой штаб в город Велико Тырново на улицу имени генерала Гурко, что вилась по скалам над рекой Янтрой, он уже не вернулся. Вскоре его выслали из страны. В течение мая — июня 1922 года было выслано в Югославию 58 русских офицеров, в том числе 35 генералов.

По сути, так заканчивался болгарский период русской военной эмиграции. Это был уже третий ее исход после России и Турции. Но этот короткий период дал кроме шульгинских «Дней» еще несколько замечательных литературных и философских явлений, в которых отразился ее неубиваемый интеллектуальный потенциал.

Назовем прежде всего изданный в Софии сборник статей музыковеда П. П. Сувчинского, экономиста П. Н. Савицкого, лингвиста князя Н. С. Трубецкого и богослова Г. В. Флоровского «Исход к востоку». (Сувчинский был женат на дочери А. И. Гучкова.)

Журнал «Зарницы» сразу отозвался на появление сборника, выделив главное: «Русские народные массы подвержены были в своем историческом развитии культурному влиянию Запада лишь в хозяйственной, но не в духовной сфере. Культурные верхи в России именно потому и отделены пропастью от ее низов, что источником их культурной жизни является не Восток, которым живут низы, а Запад, с которым низы не имеют ничего общего».

С выхода в свет этого сборника и берет свое начало русское евразийство, которое явилось философским оформлением извечного российско-западного соперничества, и если смотреть правде в глаза, осмыслением собственного поражения.

Из письма П. Н. Савицкого П. Б. Струве: «3. 08. 21 …Не восхваление большевизма и не апологетическое отрицание происходящего в России морального и материального ужаса, но нечто иное было скрепой, связавшей „евразийство“. Этой скрепой явилось стремление, осознав ужас, найти ему определение в духе… Для того чтобы нам не погибнуть, нам нужно верить, и верить не только в то, что на обломках мы снова построим свой дом… но и в то, что этот дом будет домом Божиим… Среди разорения, которое пережил каждый, среди роковых вестей, которые приходят к каждому, во сколько раз легче предаваться ненависти против тех, кто все это сделал, и самоуничижению по отношению к судьбам России, — чем отвергнуть, просто забыть о ненависти — и вынести, как светильник из тьмы, предчувствие будущего!»[444]

Достигнув первой задачи — выжить в изгнании, белые искали пути к возрождению. Путь к Востоку? Что ж, прекрасно! От западного плода они уже вкусили за годы Смуты и испытывали к Западу непреходящую благодарность. К Востоку! Домой!

В предисловии к сборнику, однако, говорилось: «Мы не имеем других слов, кроме слов ужаса и отвращения, для того чтобы охарактеризовать бесчеловечность и мерзость большевизма. Но мы признаем, что только благодаря бесстрашно поставленному большевиками вопросу о самой сущности существующего, благодаря их дерзанию по размаху, неслыханному в истории, — выяснилось и установилось то, что в ином случае долгое время оставалось бы неясным и вводило бы в соблазн: выяснилось материальное и духовное убожество, отвратность социализма, спасающая сила Религии. В исторических сбываниях большевизм приходит к отрицанию самого себя и в нем самом становится на очередь жизненное преодоление социализма».

Это пророчество евразийцев о самоликвидации российского социализма было многим понятно, но заключавшееся в нем указание на то, что оно может случиться в далеком будущем, ставило на повестку дня вопрос о смысле борьбы. Что же делать? Только молиться? Или рыдать? Или просто учиться, сажать огороды, чинить сапоги, задумчиво глядеть на облака?

Георгий Флоровский в следующем евразийском сборнике статей фактически прочитал отходную молитву: «Попыткою не считаться с жизнью, попыткою пойти напролом было „белое“ движение, и здесь именно коренился его неизбежный неуспех.

…Оно родилось на той же психологической почве, на которой строилась неудавшаяся работа Временного правительства; оно родилось из того же стремления внести мир и лад в разъярившиеся исторические стихии одною формальною энергией воли, одною дисциплиною, одним темпераментом власти.

…И в „исторических ошибках“ есть своя логика и неотразимость, — в известном смысле вооруженная борьба с большевиками была необходима; но следует признать, что не „белое“ дело есть подлинное и конечное русское дело. Та борьба кончилась, а та новая, которая должна только начаться, должна для успешности своей протекать по новому руслу»[445].

Каково было осознавать эту жестокую истину рядовым участникам Белого дела?

Еще во время Гражданской войны Деникин, Колчак, Врангель в конце концов поняли, что союзники, помогая им, стремятся вывести Россию из числа великих держав мира. Борьба с коммунизмом при содействии союзников завершилась Крымским исходом, Галлиполийским сидением и прощанием с самими союзниками. Теперь белая армия «Петербургской России» оказалась на распутье.

Офицеры старой закалки особо не раздумывали над тем, что произойдет, если армия сохранит старые ориентиры. Более молодые склонялись к мысли, что в результате победы белых и иностранных интервентов Россия окажется разгромленной.

Савицкий позже сделал такой прогноз: «Русская культура была бы оттеснена к границам Великороссии. Но даже на территории нынешней РСФСР ей наносили бы удары в спину сепаратизмы типа казанско-татарского, башкирского и т. д., которым интервенты несомненно оказывали бы самое горячее покровительство. Не говорим уже о юго-восточных окраинах РСФСР, вроде Казахстана и Киргизии, которые были бы просто потеряны для России. Весьма вероятно, что и на исконных русских территориях была бы сделана, в этом случае, попытка превратить русский язык и культуру в язык и культуру „второго сорта“…»