Николай Любимов - Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 2

И все-таки следственные органы и трибунал, не вникнув в дело моей матери, не поняв до конца, кто перед ними, не поняв ее намерений, – иначе они не были бы энкавэдэшниками, – не рубнули сплеча.

Мою мать очень скоро отделили от сотрудников управы и от «полицаев», держали ее в особом помещении, а потом выделили ее дело. Следователь сжалился над ней и посадил ее к себе в сани. И вот тут у них началась дискуссия.

Моя мать спрашивала следователя: в чем ее вина? Кто из-за нее пострадал? Ведь она только и делала, что спасала русских людей от смертной казни и просила вернуть им коров, овец, кур.

На это следователь возразил ей, что вот именно в этом ее вина и состоит. Пусть бы немцы побольше расстреливали и побольше отнимали у населения скота, живности и прочего – тогда население ожесточилось бы, а моя мать способствовала «умиротворению».

Я вспомнил об этом споре в 55-м году, когда читал в «Правде» от 27 июля выступление президента США Эйзенхауэра по радио после Женевского соглашения глав правительств четырех держав (Англии, США, СССР и Франции). Эйзенхауэр говорил о «пропасти, отделяющей до сего времени Восток и Запад, пропасти, настолько широкой и глубокой, насколько широки и глубоки различия между индивидуальной свободой и регламентацией, широкой и глубокой, как пропасть, отделяющая идею человека, созданного по образу и подобию Бога, и идею человека, являющегося простым орудием государства».

24 декабря 1941 года военный трибунал осудил Елену Михайловну Любимову не за измену Родине, как других перемышлян, арестованных одновременно с нею, а за сношения с представителями враждебного государства, отчего и приговор был вынесен по тому времени и по той обстановке мягкий: ее приговорили, как в 37-м году Петра Михайловича Лебедева за «антисоветскую агитацию», к 10 годам лишения свободы.

Суд происходил в деревне Юхновского района Смоленской области. Когда мою мать привели после суда под конвоем в избу, бабы, узнав о приговоре, прослезились от радости:

– Голубушка! Это тебе такое счастье… Благодари Бога… Тебе одной жизнь оставили… А то ведь только и слышишь: расстрел да расстрел.

Они имели в виду, главным образом, сельских старост.

Мой земляк прав: в любой стране, освобожденной от немцев англичанами или американцами, моя мать получила бы награду. Но трибунал войск НКВД Московского округа, по крайней мере, отделил мою мать от тех, кто пошел служить в учреждения, созданные немцами, кто поступил в полицию.

Кто же они такие, за редким и случайным исключением?

Это были, главным образом, те, что с весны 38-го по весну 39-го года протомились безвинно в Калужской тюрьме, над кем издевались сотрудники Перемышльского районного отделения НКВД, кого они пытали, кого, как, например, Федора Прокуратова, продержав несколько дней в темной камере, выводили на яркий солнечный свет (это была еще одна из самых слабых мер воздействия), и кто имел счастье досидеть до конца ежовщины и кого выпустили без суда или после суда.

Благодать христианского всепрощения дается не всем. Этими людьми руководило чувство мести. После пережитого они считали своими не русских мастеров заплечных дел, а немцев, ставивших перед собой, среди других целей, цель свергнуть власть этих мастеров. Что у Гитлера его заплечных дел мастера тоже в чести и у власти – об этом они тогда еще не имели понятия.

Задумывались ли мы над тем, почему так много самого разного люда, – вовсе не одни только «бывшие», – оказалось после Октябрьской революции на чужбине? Во Франции образовалось не «болото эмигрантщины», как с чужих голосов попугайничали мы, а целое русское государство. Какое там скопилось обилие умов и талантов!

Задумывались ли мы над тем, почему за границей очутились не только монархист-прогрессист Шульгин, не только октябрист Гучков, но и кадет Милюков, эсеры Чернов и Савинков, участвовавший в убийстве великого князя Сергея Александровича, меньшевик Дан, тенор Смирнов, Шаляпин, Рахманинов, Вертинский, знаменитые мастера балета, Константин Коровин, Бенуа, Добужинский, Репин, Сомов, Малявин, артисты Художественного театра Массалитинов и Чехов, Балиев со своим театром «Летучая мышь», еврейский театр «Габима», адвокат Карабчевский, Мережковский, Гиппиус, Бальмонт, Вячеслав Иванов, философов, Гусев-Оренбургский, Амфитеатров, Бунин, Куприн, Зайцев, Шмелев, Чириков, Наживин, Ремизов, Аверченко, Саша Черный, Тэффи, Дорошевич, Сургучев, Марина Цветаева, Георгий Иванов, Георгий Адамович, Владислав Ходасевич, шахматист Алехин, Нимцович, Тартаковер, Боголюбов, Рубинштейн? И, кстати, сколькие уцелели благодаря тому, что очутились в эмиграции! Гибели оставшихся в России Флоренского, Вавилова, Гумилева, Чаянова, гибели хотя бы четырех таких умов и дарований Октябрьская революция не стоит. Это цена непомерно высокая даже и для более удачной революции, а у нас, как говорил Георгий Авксентьевич Траубенберг, ' воцарилось «хамо-бандитское» правительство и царит по сей день.

Задумывались ли мы над тем, почему во время так называемой «Великой Отечественной» войны оказалось столько перебежчиков, как ни в одну войну из тех, что вела Русь со времен Рюриковых и кончая царствованием Николая Второго?

Среди сотрудничавших с немцами идейные пораженцы, смотревшие на поражение Советского Союза как на крайнюю и временную меру для избавления России от «хамунистов», составляли меньшинство. Я скидываю со счетов тех человекообразных, которые в детстве мучали животных и которые, придя в возраст, испытывали наслаждение от мучений людей любой национальности и любых убеждений.

Кадры сотрудников с немцами подготовила Советская власть «своею собственной рукой». Подготовила раскулачиванием, подготовила ягодовщиной, подготовила ежовщиной. Люди шли к немцам, движимые чувством мести за свою растоптанную судьбу, те, что по причине своего неблагополучного социального происхождения оставались недоучками, чувством мести за своих родных, раскулаченных, запытанных, расстрелянных, погибших в тюремных больницах, на этапах, на поселении, в лагерях. Кадры сотрудников с немцами подготовила Советская власть тем, что упразднила ветхозаветную заповедь: «Не лжесвидетельствуй». Если можно давать ложные показания в ОГПУ-НКВД, если можно доносить, оговаривать, клеветать, то почему же нельзя писать доносы в немецкие комендатуры и в Гестапо? Тогда было выгодно то, а теперь, наверное, это. Кадры сотрудников с немцами Советская власть подготовила тем, что упразднила ветхозаветную заповедь: «Не убий». Если не считалось за грех расстреливать своих же несчастных и невиновных по чекистским темницам, коль скоро за это платила деньгами и продуктами Чека, то почему же нельзя расстреливать своих в карательных отрядах, коль скоро за это платят немцы? Эти кадры подготовила Советская власть тем, что упразднила еще одну ветхозаветную заповедь, воспрещавшую посягать на имущество ближних. Ну а если можно было раскулачивать, да еще так, что раскулаченное добро прилипало к рукам раскулачивавших, то почему же нельзя производить реквизиции для немцев, коль скоро немцы за это платят и коль скоро представляется случай на этом поживиться? И еще одну заповедь упразднила Советская власть: «Не прелюбодействуй». Если не считалось за грех блудить с красногвардейцами, с чекистами, с гепеушниками, с энкавэдэшниками, с ответработниками, с наркомами, то почему же не поблудить с немецкими солдатами и офицерами, коль скоро те угощают шоколадом и водят в рестораны, кафе и кино? Тут очень легко перефразировать строки из блоковских «Двенадцати»: