Сергей Кузнецов - Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

Вскоре после визита музыкальной компании публикуется «Пиковая дама» A.C. Пушкиным, сюжет которой поэт позаимствовал из рассказа князя С.Г. Голицына о реальном событии его жизни. Он действительно проигрался и просил у княгини Натальи Петровны денег. Не желая давать взаймы, она сообщила юному повесе три карты, на которые следовало поставить. И тот неожиданно отыгрался. Последующие события поэт выдумал.

Помимо карт, Голицына любила охоту. Одним из главных событий ее жизни, достойным упоминания в дневнике, стала поимка зайца «черного, как смоль, и лоснящегося, как черный кот».[254]

Были ли среди 30 гостей господа из Приютина, неизвестно. Однако «Труппа» М.И. Глинки побывала и там. Одна из молодых хозяек оленинской фермы, Анна Алексеевна, записала 19 сентября 1828 года в свой дневник: «Неделю перед тем мы ездили в Марьино. Там провели мы три дня довольно весело. Мы ездили верхом, филозофствовали с Ольгой..»[255] Можно предположить, о чем разговаривали девушки-ровесницы — они толковали о женитьбе. К Анне как раз в этот момент неудачно сватался Пушкин. Ольга, обескураженная судьбами сестер, кажется, уже задумала свой побег с графом Павлом Ферзеном.

Итак, Глинка тяжело пережил путь в Марьино, он оценил его в 200 верст вместо существующих 70 километров, то есть преувеличил едва ли не в шесть раз, ибо верста примерно равна двум километрам. Любопытно в этой связи, что А.Н. Оленин наоборот считал, что дорога до Марьина столь же легка, как расстояние до его Приютина, которое на самом деле было едва ли не в четыре раза короче. После смерти супруги в августе 1838 года дочери увезли вдовца на берега Тосны. Оттуда он писал сыну Петру: «Местоположение похоже на наше Приютино — так же тихо и скромно, — так же близко от Города верстами и временем… (курсив мой. — С.К.) — так же далеко от Столицы своим положением. Марьино и Приютино — настоящие оазисы, окруженные не песками ливийскими, а лесами и болотами финскими. Горизонт Марьинский и Приютинский окружен со всех сторон высоким лесом (у нас есть и горки). Этот лес служит Марьину и Приютину вместо Blue mountains Новой Голландии. Вот сходство Марьина с Приютиным. Когда же мы дойдем до Марьинского дома, то тут уже было другое. Дом не дом, а прелестный замок, вроде Армидиных чертогов. Большому кораблю большое и плавание, говорит пословица! Но что никакими богатствами купить нельзя, — это приветливость de la digne chatelain du chateau [почтенной владелицы замка]. Надобно так родиться и надобно, чтоб этот дар был получен от Бога!».[256]

Новой Голландией прежде называли Австралию, где поблизости от Сиднея находятся Голубые горы. Свое название они получили благодаря характерной синей дымке, висящей в воздухе, так что эвкалиптовый лес вдалеке кажется не просто синим, а ярко ультрамариновым.

Армида — героиня «Освобожденного Иерусалима» Тассо. Так называли женщину, которая соединяла искусство обольщать с красотой и грацией. У Тассо она обольщала крестоносца Ринальдо. На далеком острове, в ее фантастических садах герой, которому уподобляет себя утонченный Алексей Николаевич, на время забыл славу и свою высокую цель.

Как уже говорилось выше, оленинская усадьба Приютино была также устроена наподобие английской farm. Поэтому сравнение ее не без ревности с Марьино Алексеем Николаевичем, который в тот момент, после смерти жены, уже искал покупателя на свое владение, вполне уместны. Но не только единство усадебных замыслов объединило на какое-то времени Олениных и Строгоновых. Графиня Софья Владимировна также пребывала в трауре после смерти матери и дочери Ольги — той самой, что дружила с Анной Олениной.

Большие пожары в имении Марьино произошли в 1826 и 1831 годах. После второго Софья Владимировна учредила для Аглаиды «марьинский майорат», он состоял из земель ее владения, а также имений в Лужском уезде Петербургской губернии и Волоколамском уезде Московской губернии. Графиня надеялась на продолжение своих трудов. Уничтожение в 1836 году пламенем картин К. Чиньяни и Моана стало, очевидно, поводом для перевода тридцати трех полотен в усадьбу. Правда, две картины Гюбера Робера попали туда годом ранее — в 1835 году. Привожу полный список этих картин (номера приведены по каталогу графа A.C. Строгонова 1800 года, две картины Винанса числились под одним номером):

7. Пьетро Кортона. Соломон приносит жертву идолам.

8. Чирро Ферри. Смерть Приама.

11. Аннибале Каррачи. Кающаяся Магдалина.

13. Агустин Каррачи. Иисус.

14. Агустин Каррачи. Иоанн Предтеча.

16. Джулио Прокачини. Св. Богоматерь.

26. Понте Бассано. Поклонение волхвов.

30. Хосе Рибейра. Милосердие римлянки.

32. Бартоломео Мурильо. Добрый пастырь.

33. Бартоломео Мурильо. Св. Иоанн.

38. Франческо Солимена. Избиение младенцев.

46. Теодор ван Тульден. Танец детей.

48. Геррид ван Хонтхорст. Отречение Св. Петра.

58. Даниель Сегер. Св. Семейство.

63. Давид Тенирс младший. Фламандская деревня.

65. Давид Тенирс младший. Интерьер кабачка.

67. Ян Винанс. Пейзажи (2 шт.).

69. Абрахам Хондиус. Псарня.

76. Адам Пейнакер. Руины.

79. Гаспар Нетчер. Девушка с попугаем.

94. Валентин. Триумф невинности.

96. Пьер Миньяр. Портрет Людовика XIV.

98–99. Жозеф Парросель. Батальные сцены.

102. Жан Труа. Триумф Галатеи.

105–106. Жан Батист Грез. Две парные картины (портрет графа П.А. Строгонова и девочки того же возраста).

113–114. Гюбер Робер. Две картины руин («Прачки в руинах» и «Римские развалины»).

115–116. Жан Фрагонар. Два вида садов.

Тридцать третьей картиной являлся «Портрет ученого» Квентина Массейса, приобретенная графом Александром Сергеевичем после 1800 года (в тот момент она считалась произведением Г. Гольбейна младшего). Это полотно впоследствии стало собственностью графа Григория Сергеевича, он, судя по всему, приобрел его у князей Голицыных, не обладавших достаточными средствами для поддержания Марьино. К нему же в Рим перекочевали виды садов Фрагонара. В Эрмитаже можно видеть портрет П.А. Строгонова кисти Греза и «Прачки в руинах» Робера.

В том же 1836 году в Париже скончался князь B.C. Голицын. Его прах перевезли в Марьино и в 1837 году в храме имения мраморщик П. Катоцци воздвигнул монумент, поставленный в особом притворе под названием «Шапель». Помещение перекрывал ложный свод «по деревянным кружалам с имитацией в штукатурке трех крестовых сводиков на гуртах». В южной и северной стенах выбили по две ниши. Их тоже украшала лепка, почти в точности соответствующая внешнему декору окон приделов, что можно установить при рассмотрении следов, оставшихся от ранее существовавшей отделки.