Юрий Сушко - Высоцкий. На краю

Принимая во внимание многочисленные предложения советской общественности, Президиум Верховного Совета СССР лишил Сахарова А.Д. звания Героя Социалистического Труда и всех государственных наград, а Совет Министров — званий лауреата присужденных ему премий СССР» (ТАСС).

— Идиотизм, — пробормотал Высоцкий. — Пора туда… — и оборвал фразу.

Заехав домой перед вечерним спектаклем, Владимир сразу зашел в кабинет, выдернул с полки томик стихов, нашел нужную страницу, быстро пробежал ее глазами и торжествующе захлопнул книгу: «Ну вот, все-таки я был прав, а Ванька говорит, что я слова переставляю! Нет, все верно — «Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины…»

Марина, глядя на него, кивнула: «Да, ты магнит. Только ты не мины притягиваешь, а неприятности и всякие приключения…»

Когда Марина случайно нашла в кармане его пиджака ампулы с морфином, это был самый страшный день… Ей не хотелось больше жить. Она решила улететь домой, и ее решение для обоих стало облегчением.

По мнению Станислава Говорухина, «это была красивая, длившаяся много лет духовная связь двух бесконечно талантливых людей. Марина пыталась замедлить его бешеный темп — вдвоем трудно так быстро нестись по жизни. Отчасти ей это удалось. Во всяком случае, она продлила ему жизнь…». «Она своими приездами, своими связями спасала его, — говорил коллега Высоцкого по театру Борис Хмельницкий. — Если бы не она, он ушел бы намного раньше. Мы-то знаем…»

Российские друзья и знакомые Мариной Владимировной и восхищались и, как водится, терпеть не могли. Многие отзывались о ней, мягко говоря, с неприязнью, поминая — кто с ревностью, кто с завистью.

«Марина не хотела напрягаться, — считал Иван Дыховичный. — Стоило Володе сорваться, немедленно улетала в Париж, а уж оттуда звонила, расспрашивала, как идет выздоровление, давала указания. Вот когда он начинал выходить из кризиса, она возвращалась, встречала его, привозила домой…» Эдуард Володарский был уверен, что «Высоцкий Марину боялся… Он хотел от нее слинять… Влади могла перекрыть Володе кислород наглухо. Она показала себя абсолютной террористкой! Такая может переступить через что угодно… Когда Влади приезжала в Москву, денег здесь вообще не тратила. Володька разбивался в лепешку, чтобы дом был полной чашей. Марина даже улетала обратно во Францию на деньги Высоцкого… Ее значимость за границей у нас сильно преувеличивали. Там она считалась средней артисткой… За франк она готова удавить кого угодно. Чисто французские дела…». Георгий Юнгвальд-Хилькевич видел ее грех в другом: «Марина… сама выпивала. Настаивала, чтобы он не пил, убеждала его, но в доме все время была водка…»

Каждый считал себя вправе оценивать Марину Влади и степень ее влияния на Высоцкого со своей колокольни. Альпинист Елисеев, знакомый с Высоцким еще с «Вертикали», сожалел, что «пристегнутый» к Влади Володя не был тем рубахой-парнем с душой нараспашку, готовым первым оказаться там, где трудней и опасней, каким он был в горах… Словно что-то подломилось. Я… видел в ней причины, вследствие которых Володя не с нами, как раньше… Был приветлив, но былой дружеской радости не проявлял — его сдерживали невидимые вожжи Марины, которые я чувствовал…». Для администратора Янкловича первостепенным было то, что «она научила его очень четкому отношению к деньгам… Когда Марина приезжала, он становился более чем нужно галантен, доброжелателен, учтив. Ведь, как ни странно, Марина научила его, как нужно относиться к женщине. Он же был дворовый московский пацан. И по воспитанию, и по восприятию жизни. Хотя, нужно отдать ему должное, это отношение к женщинам подспудно в нем сидело всегда…».

Покинутая жена Людмила Абрамова, естественно, не питавшая никаких теплых чувств в отношении к Влади, замечала, что после 60-х «он перестал быть веселым, смешливым, может быть, оттого, что плохо себя чувствовал, или друзья, окружавшие его, уже не располагали к веселью. Рассказывал остроумные истории, но сам не смеялся…». А кто-то считал, что для Высоцкого Марина была лишь «символом связи с внешним миром, контактов и возможностей всяких, без чего ему просто жить невозможно было…».

Как всем хотелось, чтобы он навсегда оставался только таким, каким они его хотели видеть: удивительной, но безропотной и безвольной статуэточкой, которую в любой момент можно подержать в руках, полюбоваться. Или со злостью швырнуть оземь.

В глазах кого-то он был рубахой-парнем, в мечтах других — нежным любовником. Третьим он был нужен как послушный инструмент в достижении собственных целей. Многим хотелось видеть его точно таким же, какими были они сами, — пустыми, дрянными, безумными, пьяными, безвольными.

Иван Дыховичный понимал, кем Высоцкий окружил себя в последние годы: «Это как Сталин, который посадил «врачей-вредителей» и через год умер, потому что те, кто пришли на их место, вынуждены были лечить его по-другому. Чем и убили. Так и Володя сам выбрал себе смерть, когда стал общаться с этой швалью…»

Хотя сам о себе он пел: «Такого попробуй угробь!»

Он не был гением в каких-то отдельных творческих проявлениях — актерстве, музыке, стихосложении. Он был гениальным человеком. А гении живут в ином измерении, на другом этаже. За свою гражданскую и духовную волю он платил мукой зависимости другого рода…

После оглушительного успеха «Места встречи…» ведущий популярной телепередачи «Кинопанорама» режиссер Эльдар Рязанов решил посвятить фильму и его создателям большой сюжет. Предполагалось снять беседу в студии с Говорухиным, Высоцким и Конкиным. А заодно записать нескольких песен в исполнении Владимира. Ну, а дальше с помощью монтажа выдать все за прямой эфир.

Разумеется, никакого строгого запрета на съемки Высоцкого — ни устного, ни тем более письменного — никто не накладывал. Но он подразумевался. Не маленькие, сами все должны понимать. И если что, отвечать тоже готовьтесь по-взрослому.

Режиссер Ксения Маринина решила подстраховаться и испросить разрешения на съемки. Пошла к начальству — отказали. «И тогда, — рассказывала Маринина, — вызвалась помочь наш главный редактор Нина Севрук — удивительного понимания, доброты и ума человек. Ее муж был начальником пропаганды в ЦК партии, и Нине отказать не могли — слишком влиятельная фигура за ней стояла. Звоню Владимиру Семеновичу. А он вдруг говорит: «Слушай, а тебе не кажется противоестественным то, что существует масса некачественных любительских записей моих песен, а профессиональной — ни одной? Запишешь меня — приду на вашу программу!»

Маринина сказала «да» и начала утрясать график рабочих смен. «Окно» образовалось поздним вечером. В этом был еще один немалый плюс — в такое время никого из начальства уже быть не должно, следовательно, никто мешать не станет. Ведь и у председателя Гостелерадио, и его первого заместителя Мамедова была специальная аппаратура, позволяющая слушать все помещения «Останкино»…