Игорь Кузьмичев - Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование
От нее мы поехали опять по Провансу, и опять – редкие старые городки, отдельные старые замки, виноградники, брошенные открытыми машины, и парочки, целующиеся и загорающие под дорогой.
Приехали вчера вечером уже в темноте в чудесную гостиницу на отшибе в парке, со старинной мебелью, и в комнатах и везде, как любит писать Паустовский, пахло лавандой. (Кажется, кончается ручка.)
Дописываю письмо новой ручкой, купил за 1 фр<анк>. Ездил я уже на остров Иф (где Монте-Кристо), ездил по Марселю, через 20 минут надо ехать в магазин книги, раздавать автографы, давать интервью, а потом в Арль. И завтра же, т. е. 4-го в 4 час дня – на поезд и в 12 часов ночи мы в Париже, и здравствуй, Монталембер. Здравствуй, грусть этого печального, унылого, пасмурного отеля. 5, 6 и 7-го разные покупки, поездка в Версаль, последние визиты, встречи, а 8-го – здравствуйте, вы все! – и все, Париж и Франция станет сном.
Ел я позавчера в этой самой гостинице, которая в парке и в которой все старое, ел я, братцы, лягушек. Очень вкусные! Вообще, поел я тут разных гадостей, они дороги, как правило, зато любопытны: ел мулю (ракушки), эскарго (печеные улитки), ел морских ежей, устриц, креветок, лангуст, омаров, и только вот осьминогов я не стал есть, очень страшны, маленькие такие осьминоги, немного поменьше Чифа.
Сегодня купил Тамаре зонтик. Маме куплю от солнца – в Париже. Не придумаю, что отцу купить и что дяде Феде[367] (часы, которые он просил, стоят дорого).
У меня в теперешнем номере окно во всю стену от полу до потолка, за окном балкон, внизу по-тигриному ревут машины, которые как-будто взбесились все и мчатся в смерть, тут же в 20 метрах бухта, яхты, моторки, катера – тысячи, за бухтой на скале собор с фигурой богоматери – покровительницы Марселя. Собор и фигура вчера были озарены прожекторами, и на темном холме, вернее, на скале, были очень эффектны. Иф совсем рядом, виден из моего окна, 10 минут ходу на катере. Монте-Кристо там не сидел, но аббат, вместо которого его выбросили, был, сидел там и Мирабо, и Железная маска… Страшное место, голые скалы серые, ни кустика, и такие же серые бастионы и черные камеры.
Боюсь, что письмо это придет позже, чем прилечу я, и как-то не хочется подробно писать, да подробно писать – нужно сидеть целыми днями и вспоминать.
Поэтому целую вас крепко, и теперь уже до скорой встречи.
Ваш ЮраОтцу, матери, жене, сыну
1172 июля 1968. Углич.
Моторно-парусная шлюпка «Вега»
С приветом к вам ваш сын, муж и отец!
Вот я и в Угличе уже – второй день. Все пошли на корвет, я задержался в гостинице, чтоб написать Вам это письмецо.
Пока все у нас благополучно. Мама, наверное, уже сказала, что вышли мы не в четверг, а в пятницу, в шесть утра, а в субботу, в два часа ночи, миновав с тральщиком 6 шлюзов, были уже в Белом Городке, на Большой Волге. В субботу же, часов в одиннадцать утра, уже самостоятельно, тронулись мы дальше, в три часа дня были уже в Калязине, пообедали там, часов в шесть тронулись дальше и ночевали в прелестной бухте на левом берегу, т. е. ночевали лодка с дежурным, а все остальные спали на сене в сарае, возле которого жалобно плакала весь вечер и ночь до утра какая-то птичка. Деревня называется Заволжье.
На сдед<ующий> день вышли опять в 11, в 3 часа подошли к Угличскому шлюзу, а в 6 часов уже причалили к Угличу под церковью «на крови», т. е. на том месте, где убили царевича Дмитрия.
Через час опять отчаливаем – впереди у нас Мышкин на Волге, а еще км через 30–40 – Рыбинское вдхр. К нему, наверное, пойдем завтра, т. е. 3-го июля, и там опять будем проситься на буксир, чтобы миновать водохранилище. Если повезет, мы 3-го ночью или 4-го утром будем в Череповце, а потом в Шексну.
Ты, Тамара, и ты, мама, пишите прежде всего на Вологду. В Тотьму пошлите письмо-телеграмму, в Великий Устюг письма, а дальше, куда я напишу.
Как-то вы там все? Алешка наш еще не говорит никакого отчетливого слова? Не ходит, хотя бы на помочах? Отец вас не ругает? Грибы – есть ли? Земляника? Клубника краснеет?
Ну, обнимаю, целую.
Юра11810 июля 1968. Река Шексна
Пройдя под парусами в Переборы (возле Рыбинска), мы затем на буксире отправились в Пошехонье. Старый городок, очень красивый, глухой, а жизни нам в нем было меньше суток.
Выйдя из Пошехонья под парусами, мы при сильном противном ветре сделали км 15 и заночевали в деревне, где в первый раз ели уху из леща и чехони, и жареного судака, и еще засолили, а теперь вялим. А на следующий день мы то ехали на моторе, то гребли, уже по морю от буя к бую. Часов в пять потянул попутный ветер, поставили мы паруса – все три – и побежали. Ветер крепчал. Мы летели, как птица, как какой-нибудь чайный клипер, только скрипели мачты да шипели за бортом гребни волн. Решили идти всю ночь, чтобы к утру прийти в Череповец.
Ветер достиг такой силы, что пришлось нам рубить сначала фок, а затем и грот и идти дальше на одном стакселе. Но и под стакселем бежали мы, как хорошая моторка.
Потом в час ночи шхуна наша села на мель. Бывалин[368] стал пускать ракеты бедствия, ребята мужественно все попрыгали за борт и стали толкать шлюпку на глубокое. Завели аварийный стаксель. Я оставался на борту, но все равно вымок до нитки – такие были брызги.
Столкнувшись с мели, мы пошли дальше, часа в три подошли к двум танкерам, стоявшим на якорях, пришвартовались и блаженно стали сушиться и пить горячий чай в салоне.
В Череповце нас хорошо приняли, и вот теперь катер тащит нас по Шексне, кругом красивые берега, сильный встречный ветер, затопленные березовые рощи, я сижу в носовом кубрике и пишу, ребята спят.
Все мы очень загорели, я весь луплюсь. Здоров, все время в трудах. Моторы наши все ни к черту, 2 мы отправили в Москву, один остался. Если б я знал, что мы два дня простоим в Череповце, я бы в Москву съездил повидать всех вас – это близко, через Вологду, ну да теперь ладно.
Хорошо думается. Я тут порядочно записываю, веду вахтенный журнал.
Целую всех!
Пишите мне в Великий Устюг, а потом уже и в Архангельск.
10 июля 1968 г. река Шексна, где-то км в 80 от Череповца.
Юра11913–14 июля 1968. Углич.
Моторно-парусная шлюпка «Вега»
Сегодня я вахтенный и, как бывало давным-давно на Белом море, сижу у окна, отворенного на верхнюю фрамугу, в заброшенном доме, поглядываю за окно на нашу лодку, которая мрет на реке в свете уже не белой ночи, передо мной керосиновая лампа, керосин потрескивает, наверное, плохой, и только не слышно шума прибоя за окном, да и деревня уже не деревня – 3 двора, а забрались мы довольно далеко – км за 900 от Москвы, если считать по водному пути, осталось нам еще 1100. Но это нереально, т. е. нужно идти быстро – или мы не поспеем к концу месяца. Верно, придется нам заканчивать путь вчетвером, т. к. только четверо могут задержаться до конца августа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});