Николай Миклухо-Маклай - Путешествие на берег Маклая

Теперь они стригутся и бреются осколками стекла, которые [получают от меня или] собирают около моей хижины.

Я видел у них, однако, еще другой способ удалять волосы. Они берут 2 тонких шнурка или 2 крепких стебелька, связывают их вместе и обвивают вокруг пальца левой руки, а правой их закручивают. Шнурки держат перед самым лицом, волосы попадают между двумя шнурками и закручиваются с ними; достаточно затем небольшого движения руки, чтобы вырвать с корнем несколько волосков.

Хотя операция эта, судя по моему собственному опыту, очень болезненна, тем не менее папуас, занимающийся таким выдергиванием иногда 3–4 часа, никогда не делает гримас, что мне неоднократно приходилось наблюдать с удивлением.

Здешние папуасы не знают татуировки, а выжигают рубцы, мужчины – на спине и ляжках, а женщины – по обеим сторонам груди и на руках, распределяя их в виде линий. Для нанесения таких рубцов пациент ложится на спину или на живот; зажигается маленький кусочек сухой коры, и оператор кладет его раскаленным, но не горящим, на кожу, пока кора не обратится в золу; таким образом сжигают несколько кусочков подряд. И эта процедура требует много терпения и значительной силы воли для преодоления боли.

Мужчины украшают себя гораздо больше, чем женщины, костюм которых нередко бывает сведен к минимуму.[189] Мужчины тратят 4–5 часов на расчесывание своих волос, смазывание их отваром плодов «субари» (Саlоphyllum inophyllum) [лавр александрийский – Ред.], на их окраску, украшение перьями и цветами, расписывание лица и спины, опоясывание возможно туже малем, наконец, на то, чтобы заткнуть за браслеты на руках и ногах ветки пестролистных растений (из сем. Еuрhorbiaceae).

Единственное украшение, дозволенное женщинам в торжественных случаях, – небольшое количество краски, которой они накрашивают себе волосы, лоб и щеки. При таких случаях женщины носят, однако, много ожерелий из маленьких и больших раковин, собачьих зубов и пестроокрашенных косточек плодов.

Положение женщин. Было бы неправильно утверждать, что здешние папуасы плохо обращаются со своими женами или что последние не имеют никакого влияния на мужей. Однако почти во всем женщины берега Маклая занимают подчиненное положение.

Если они и не обязаны работать через силу, все же у них достаточно дела каждый день в продолжение целого года, тогда как мужчины, закончив в несколько недель более трудную работу (разбивка новых плантаций, обработка почвы), могут затем остальное время лентяйничать. Женщины получают пищу всегда похуже, должны есть ее отдельно от мужчин, у них меньше украшений (в сравнении с мужчинами), они не могут принимать участия в празднествах мужчин и т. д.

Здесь я нахожу нужным сказать несколько слов о морали папуасов.[190] Папуасы смотрят на половые отношения разумно, как и на другие физические потребности (еда, сон и т. д.), и не создают из них искусственной тайны. Я видел много раз, как дети обоего пола, играя на теплом песке побережья, подражали coitus’у взрослых.

В моем присутствии и перед другими мужчинами, девушки и женщины говорили, нисколько не стесняясь, о половых органах и их функциях. Подобные разговоры показались бы чудовищными европейским моралистам; на самом же деле я думаю, что в нравственном отношении папуасские девушки могут поспорить с европейскими, воспитанными в лицемерии и показном целомудрии.

Мне приходилось также нередко слышать, как во время пребывания молодоженов в хижине сидящие неподалеку молодые люди отпускали остроты и замечания, которые для слуха европейца были бы грязны, в действительности же были очень естественны.

Гимнастические упражнения девушек, о которых я уже говорил в своих антропологических заметках, являются не чем иным, как подготовкой к выполнению супружеских обязанностей. Я видел однажды маленькую девочку в Бонгу, занятую этой гимнастикой. Бедняжка была крайне утомлена, и я, еще не понимая тогда смысла этих упражнений, заметил одному присутствовавшему при этом туземцу: «Чего она не уйдет? Зачем она это делает? Она совсем устала!» – «О, это ничего, пусть продолжает, – услышал я в ответ, – ее муж будет ею доволен».

Слова эти привлекли мое внимание, и я убедился потом, что эта гимнастика входит в цикл воспитания девочек (такие телодвижения женщины делают также при пляске) и представляет, главным образом, подготовку к coitus’у. Папуасы говорили мне сами, что «хорошо спать» с женщинами, производящими эти движения умело и сильно.

Это и есть причина, почему – как я уже упоминал – мужчинам нравится особенная походка женщин. Выражение чувств (нежность к детям и половая любовь), во всяком случае, имеющихся, не проявляется, однако, в такой форме, как у европейцев. Но как именно они выражаются, этого мне не удалось наблюдать – папуасы не любят проявлять своих чувств при посторонних.

О браке я уже говорил раньше, что у папуасов он заключается без каких-либо особых торжеств; иначе это стало бы мне несомненно известно за мою 15-месячную совместную жизнь с папуасами. Переговоры об обмене подарками между женихом и отцом девушки я, правда, слышал, но никаких обрядов при заключении брака мне не приходилось наблюдать.

Напр., сегодня я видел молодую женщину в хижине холостяка – вчера ее там еще не было, вчера вечером он на ней женился. Не могу также ничего сообщить об обычаях при рождении ребенка, хотя мне случалось бывать в деревнях как раз в то время, когда рождались дети.

Об обрезании я слышал от достойных доверия лиц следующее. Обрезание совершается над 12—13-летними мальчиками вне деревни, в лесу, острым осколком кремня, в присутствии всего мужского населения деревни; по окончании обряда вновь обрезанного с пением приносят обратно в деревню. После обрезания на мальчика смотрят, как на молодого мужчину, и он получает некоторые права, которых раньше не имел.

О приветствиях у папуасов. Приходя в деревню, сосед говорит детям: «Э, вау» (Э, дети), женщинам; «Э, нангели» (Э, женщины), мужчинам: «Э, мем» (Э, отец). Приветствие тамо между собою: «Э, аба» (Э, брат). Между родственниками и давнишними приятелями приветствия не в ходу. Папуасы подают друг другу руку, касаются руки другого, но не жмут ее.

Уходя, гость говорит: «Ади ангармем» (я иду); хозяин и присутствующие отвечают: «Э, аба» или «Э, мем», на что гость дает ответ соответствующими словами. Потом хозяин говорит: «Глембе» (ну, иди) – и провожает своего гостя до конца деревни, неся за ним подарки и остатки обеда. Часто гость говорит: «Ты оставайся здесь, а я пойду». При особенно чувствительном расставании туземец прижимает своего друга к левой стороне груди, обнимает его одной рукой и в то же время хлопает его слегка по спине.