Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

В другой своей статье «Как делать стихи?» Маяковский тоже вспоминал то время:

«…революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты; расслабленный интеллигентский язычишко с его выхолощенными словами: „идеал“, „принципы справедливости“, „божественное начало“, "трансцедентальный лик Христа и Антихриста " – все эти речи, шопотком произносимые в ресторанах, – смяты. Это – новая стихия языка. Как его сделать поэтическим?»

Константин Бальмонт тоже задумывался над этим вопросом, ив 1917 году издал поэтический сборник– «Сонеты солнца, меда и луны», в котором было стихотворение «Умей творить»:

«Умей творить из самых малых крох,

Иначе для чего же ты кудесник?

Среди людей ты Божества наместник,

Так помни, чтоб в словах твоих был Бог».

На этот призыв поэта-символиста ответил поэт-футурист Владимир Маяковский. О своём ответе (в «Я сам») он сообщил следующее:

«Пишу в первые же дни революции Поэтохронику „Революция“. Читаю лекции – „Большевики искусства“».

Ещё он сочинил стихотворение, посвящённое некоей особе женского рода, и назвал его – «Ода революции»:

«Тебе,

освистанная,

осмеянная батареями,

тебе,

изъязвлённая злословием штыков,

восторженно возношу

над руганью реемой

оды торжественное

"О"!..

Вчерашние раны лижет и лижет,

и снова вижу вскрытые вены я.

Тебе обывательское

– о, будь ты проклята трижды! —

и моё,

поэтово

– о, четырежды славься, благословенная!»

Бальмонт, видимо, стараясь не отстать от стремительно мчавшегося времени, тоже воспел женщину. 12 марта 1917 года он написал небольшое – всего восемь строк – стихотворение, назвав его очень просто – «Женщина» и посвятил «Московской работнице»:

«Женщина – с нами, когда мы рождаемся,

Женщина – с нами в последний наш час.

Женщина – знамя, когда мы сражаемся,

Женщина – радость раскрывшихся глаз.

Первая наша влюблённость и счастие,

В лучшем стремлении – первый привет,

В битве за право – огонь соучастия,

Женщина – музыка, женщина – свет».

Неизвестно, эти ли бальмонтовские строки имела в виду Марина Цветаева (сопоставляя их со стихами других поэтов), но однажды она высказалась так:

«Если бы мне дали определить Бальмонта одним словом, я бы, не задумываясь, сказала: поэт… Этого я бы не сказала ни о Есенине, ни о Мандельштаме, ни о Маяковском, ни о Гумилёве, ни даже о Блоке, ибо у всех названных было ещё что-то кроме поэта в них. Большее или меньшее, лучшее или худшее, но – ещё что-то. В Бальмонте, кроме поэта, в нём нет ничего. Бальмонт – поэт-адекват. На Бальмонте – в каждом его жесте, шаге, слове – клеймо-печать-звезда поэта».

14 марта квартиру, где жили поэты-символисты Дмитрий Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус, навестил их старый знакомец Александр Керенский, ставший министром Временного правительства. Он пришёл с просьбой – написать популярную брошюру о декабристах, для распространения в войсках. Мережковский с воодушевлением согласился. Однако, посетив через несколько дней Керенского в Зимнем дворце, Дмитрий Сергеевич был настолько разочарован царившей там обстановкой, что, вернувшись домой, погрузился в депрессию и предсказал скорое падение Временного правительства и грядущую диктатуру рвавшихся к власти бунтовщиков, безжалостных и беспринципных.

У Владимира Маяковского претензий к Временному правительству не было, он продолжал гореть энтузиазмом. И хотя в его автобиографических заметках лидер кадетов Павел Милюков, ставший российским министром иностранных дел, описан весьма пренебрежительно, газету «Речь», которую издавала партия кадетов, поэт уважал. «Речь» сообщала читателям:

«В ночь на 17 марта поэт В.В.Маяковский принёс в редакцию «Речи» 109 р. 70 коп., собранные им "за прочтение стихотворения « в „Привале комедиантов“ в пользу семейств, павших в борьбе за свободу»».

Заметим, что не в большевистскую «Правду», а в кадетскую «Речь» принёс поэт собранные деньги. Это говорит о том, к каким политическим силам тяготел тогда Маяковский.

В тот же день (17 марта) в журнале «Новый сатирикон» были напечатаны отрывки (75 строк) из «Облака в штанах», в своё время не пропущенные царской цензурой. Поэту стало казаться, что настало его время, и управлять им следует именно ему. Поэтому 21 марта в Троицком театре во время собрания Федерации «Свобода искусств» он вышел на трибуну и заявил… Об этом – газета «Речь»:

«В.Маяковский высказался против Федерации и настаивал на необходимости идейной борьбы, создания особого органа и нового синдиката футуристов, во главе которых должен быть поставлен он».

Газета «Русская воля»:

«Несколько раз поднимался неистовый и непримиримый Маяковский. Его раздражают слова, он требует революционных выступлений. Он не замечает противоречий в своих положениях, – но это неважно. Он, автор „Облака в штанах“, со своими единомышленниками в данный момент левее „левой федерации“. Не сегодня-завтра они начинают издание газеты, в которой… станут до конца, открыто и смело провозглашать принцип свободы их личного, индивидуального творчества. Что им за дело до других талантов, не идущих с ними в ногу?»

Вздохнув полной грудью воздуха свободы, Маяковский больше не желал находиться под чьим-то контролем, хотел сам управлять своим творчеством.

Долгожданная свобода

Отвыступав на митингах, поучаствовав в многочисленных заседаниях и вернувшись к себе домой (в комнату, снимавшуюся в доме на улице Жуковского), Маяковский приходил к своим соседям – Брикам. Туда же заглядывали другие футуристы. И начинали строить планы дальнейшей жизни, в которой поэты должны были декламировать на улицах стихи, писатели – писать воззвания и прокламации, а художники – создавать плакаты и транспаранты для уличных демонстраций.

В конце марта Маяковский ненадолго приехал в Москву и 26 числа выступил в театре Эрмитаж на «Первом республиканском вечере искусств», организованном Василием Каменским. Туда же были приглашены художники Давид Бурлюк, Аристарх Лентулов, Казимир Малевич, Владимир Татлин. О чём они, выступая, говорили, можно понять по принятому ими обращению, которое назвалось «На революцию!». Его 28 марта опубликовала газета «Русская воля»: