Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография
Он просил извинить его за то, что принимает меня в лежачем положении, но я должен видеть, насколько для него важно мое назначение… В любом случае вначале я не буду слишком перегружен обязанностями и делами. Но у меня будут и дни, когда я буду занят по горло»112.
Последующие пять лет Тидеман верно служил Бисмарку и как административный помощник, и как личный адъютант, оставив потомкам сокровенные письменные свидетельства о Бисмарке, человеке и государственном деятеле, определявшем судьбу и новой Германской империи, и старого Прусского королевства. В сентябре 1881 года он писал Герберту Бисмарку: «Гордость всей моей жизни – ученичество у величайшего Мастера, творца мировой истории»113. У него мы находим и занимательные, живые зарисовки о личности великого человека, его семье и поместьях, и детали политического и государственного управления. Тидеман имел все качества, необходимые хорошему мемуаристу: сильнейшее эго, сочетавшееся с природной любознательностью, острую наблюдательность, редкостное умение слушать и непреходящее чувство абсурда в жизни, которым прежде обладал и Бисмарк, но растерял по мере приумножения могущества. Два огромных ночных горшка в спальне, восхитившие фон Зибеля как атрибуты величия Бисмарка, – разве не сюжет для юморески114?
5 февраля 1875 года папа Пий IX выпустил энциклику «Quod Numquam»(«О церкви в Пруссии»), заявив:
...
«Мы должны отстоять свободу церкви, угнетаемой силами несправедливости. Мы намерены исполнить наш долг и этим посланием возвещаем всем, кого это касается, и всему католическому миру, что законы недействительны, так как они противостоят богоданной природе церкви. Господь не предназначал, чтобы епископами повелевали в делах духовных»115.
Бисмарк ответил усилением давления на католиков. 22 апреля 1875 года прусский ландтаг принял закон «о прекращении платежей из государственных фондов римско-католическим епископствам и духовенству, так называемый “Закон хлебной корзины”». Бисмарк сказал в палате, что он не ожидает большой материальной выгоды: «Но мы исполняем наш долг, защищая независимость нашего государства и нации от иностранного влияния, отстаивая духовную свободу от гнета ордена иезуитов и иезуитского папы»116.
На дебатах по поводу «хлебной корзины» не обошлось без курьеза, о котором нам поведала баронесса Хильдегард Шпитцемберг. Княгиня рассказала ей, что Бисмарк поначалу не хотел идти на сессию ландтага и выслушивать жаркую полемику вокруг решения не давать больше денег католической церкви. Но, одеваясь утром, он вдруг обнаружил, что натянул на себя не летние, легкие, а зимние брюки:
...
«Щепетильно суеверный в таких делах, он увидел в ошибке знак того, что ему надо присутствовать на слушаниях в ландтаге. Он появился на сессии в тот момент, когда Зибель читал отрывок из сочинения Конрада фон Боланда о Диоклетиане и его «лысом министре Марке» – сатиры на ультрамонтанов. Пассаж заканчивался словами о том, что «злодей Марк» тонет в болоте. Как только Зибель произнес эту фразу, в зал и вошел Бисмарк, будто по сценарию. Палата содрогнулась от аплодисментов»117.
15 апреля 1875 года тридцать ультраконсерваторов, включая Клейст-Ретцова, проголосовали в палате господ против Sperr– und Brotkorbgesetz(«Закона хлебной корзины»), лишавшего католическую церковь 889 718 марок из общей суммы прусской дотации в размере 1 011 745 марок118. Принятием «Закона хлебной корзины» завершалась самая активная и агрессивная фаза «культуркампфа», несмотря на продолжающуюся риторику Бисмарка о Реформации и угрозе протестантству. Возникла патовая ситуация: епископы и духовенство заняли позицию пассивного сопротивления, а государство постепенно теряло политическую волю, не особенно настаивая на исполнении антиклерикальных актов. Все ждали кончины Пия IX: ему уже было восемьдесят три года, он болел, и жить папе оставалось недолго. Он умер 7 февраля 1878 года; с его смертью закончился один из самых важных этапов в истории и Римской католической церкви, и Европы. Но его духовное наследие сохраняется и поныне – в верховенстве папской власти и сопротивлении так называемым современным течениям.
Летом 1876 года Бисмарк отправился подлечиться водами Бад-Киссингена, запретив Тидеману беспокоить его какими-либо напоминаниями о делах. Со всеми вопросами надо обращаться к сыну Герберту, а он в случае необходимости поставит в известность отца и передаст его ответ. В день отъезда Бисмарк сказал Тидеману, что надеется вернуться «с таким же здоровым цветом кожи, как у вас»119. В конце июля князь возвратился в свое померанское поместье Варцин, где и оставался до 21 ноября 1876 года. Это огромное поместье с классическим парком, террасами, ведущими к греческому храму, видневшемуся на расстоянии, и многочисленными комнатами особенно нравилось Бисмарку и полностью соответствовало его новому княжескому статусу120.
3 декабря 1876 года Вильгельм созвал тайный совет с участием кронпринца Фридриха Вильгельма, Бисмарка, всех членов государственного министерства (кабинета) и Тидемана в качестве протоколиста. С заседания Тидеман уходил вместе с графом Фридрихом цу Эйленбургом, министром внутренних дел, сообщившим: император требует, чтобы перед совещаниями ему непременно давали все документы и материалы, связанные с любым новым законодательством. Судя по рассказу Эйленбурга об одном из недавних заседаний тайного совета по поводу отмены пошлин на железо, император был человеком осведомленным:
...
«Император прочел нам лекцию об истории прусской тарифной политики, настолько познавательную и интересную, что все мы были искренне поражены его эрудицией. Во время дебатов он выступил за сохранение существующих тарифов, продемонстрировав, что досконально изучил доклады провинциальных администраторов Рейнско-Вестфальской индустриальной зоны и дал совершенно правильную оценку нередко противоречивым мнениям промышленников»121.
Бисмарк поддерживал фритредерскую политику национал-либералов, а Вильгельм I оставался приверженцем протекционизма. На декабрьском заседании тайного совета он заявил:
...
«Я всегда сомневался в целесообразности снижения тарифов и на прошлом совещании выступил против решения отменить пошлины на железо. Последствия принятых нами неверных мер уже сказываются и еще более отзовутся в будущем. Я не доживу до этого, но мой преемник, безусловно, будет свидетелем нашего возврата к системе умеренных протекционистских тарифов»122.
