Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че
На фоне всей этой напряженности Че продолжал вести свою собственную войну за новый стиль работы и культуру трудовой солидарности. Он сформулировал свои мысли по поводу стимулирования труда на заседании коллегии Министерства промышленности. На вопрос, должны ли материальные стимулы, такие, как вещевые премии или деньги, получить приоритет перед моральными стимулами, он сказал:
"Вообще-то так случается, что в странах, находящихся на ранних стадиях революции и революционного возбуждения, моральные стимулы оказываются сильнее, чем материальные. И те и другие тесно связаны между собой... Мы не собираемся отказываться от материальных стимулов или же устанавливать такое положение, при котором моральные стимулы должны максимально долгое время использоваться Для поощрения рабочих... делать моральные стимулы главными".
Он привел пример с рабочими, перевыполнившими плановые задания, которые в качестве награды получили не денежные премии или повышенную зарплату, а были отправлены для обучения в техническое училище. Вернувшись на работу после обучения, повысив свою квалификацию, они получили более ответственные рабочие места и, соответственно, более высокую заработную плату.
Здесь же он снова говорил о своем стиле работы. "Мой способ делать дело состоит в том, чтобы всегда говорить правду. Я лично считаю, что это лучшее из того, что может быть". Он вскользь посетовал, что работает по семнадцать часов в день и, полностью захваченный проблемами министерства, почти не имеет времени для участия в деятельности национального руководства ОРО, экономической комиссии ОРО или же Центрального планового комитета - Че входил во все эти организации. Может быть, именно поэтому при обсуждении политической ситуации он заявил, что единство кубинского революционного командования является одним из величайших достижений момента: "Нет даже малейших разногласий по поводу власти". Эта точка зрения была несколько наивной; возможно даже, что это мнение явилось порождением его собственного отвращения к использованию власти ради собственной выгоды. Полностью погруженный в работу министерства, он, несомненно, мог заметить далеко не все из того, что происходило вокруг. А как раз в это время бюрократия из НСП во главе с Анибалем Эскаланте захватывала руководящие места в ОРО, и частенько вместо споров и диалога преобладали сектантство и авторитаризм.
Кампесинос, в ходе революционной войны занявшие посты в Движении 26 июля, заменялись бюрократами из числа марксистов, производились незаконные аресты, устраивались облавы на гомосексуалистов. Множились репрессии и злоупотребления властью. Итальянский журналист Ксаверио Тутино писал:
"Судя по тем авторитарным методам и сектантству, которое они продемонстрировали в течение последних месяцев - должностные лица занимали дома, использовали персональные автомобили, превращали церкви в склады, - бюрократы из НСП были по складу ума в большей степени чиновниками, чем революционерами... Кадры времен Сьерры были отстранены от своих должностей под тем предлогом, что не были достаточно политически подготовлены".
Несмотря на свои высказывания по поводу единства, Че, вероятно, понял, что в партии что-то не так. Он доложил, что изучил списки награжденных рабочих. "Сколько из них было бойцов ополчения? Почти все. Сколько было членов партии? Почти никого".
В то же время к Че в составе Центрального планового комитета присоединился Ольтуски. Позднее он так отзовется о непростой политической обстановке тех дней:
"Охваченный яростным приступом сектантства, какой-то экстремист в присутствии Че принялся нападать на Движение 26 июля члены которого якобы захватили все руководящие места. Недолго думая, я осмелился возразить: "Это правда, мы мало знали о марксизме и не входили в партию, но, возможно, это была благодарность за то, что мы свергли Батисту". Тому пришлось признать, что я прав. Но всякий раз, когда я сам вел себя как сектант наоборот и критиковал кого-нибудь из старых коммунистов, Че ставил меня на место".
В январе 1962 года аргентинский поэт Хуан Сельман принял участие в коллективном интервью Че и других аргентинцев - журналистов и членов профсоюза. Он записал:
"В четыре утра в Министерстве промышленности. У многих из присутствовавших наблюдался большой энтузиазм по отношению к революции. Че обрисовал положение дел в истинной перспективе: он не хотел, чтобы события оказались идеализированными. "Нас было не более 2000 человек, некоторые были очень хорошими революционерами, но, бросив борьбу на полпути, покинули партизан, так как затосковали по матерям или не любили воды"...
Кто-то говорил о героизме партизан, воевавших исключительно пешим порядком.
Я вполголоса сказал моему аргентинскому коллеге: "Когда по тебе стреляют из пулемета с воздуха, безопаснее всего идти пешком". Че услышал меня и ответил: "Верно, но сначала нужно оказаться там".
В то время Че столкнулся с серьезной проблемой повсеместной нехватки кадров. Он сказал, что завидует китайцам: война, которую они вели, была намного дольше, и благодаря этому им удалось завербовать десятки тысяч человек.
Он настойчиво просил нас высказывать свои замечания. Мальчишка-делегат, рядовой сотрудник большой аргентинской компании, сказал, что обратил внимание на то, как мало текстильных станков обслуживает каждый рабочий. Дело не в том, чтобы заставлять кого-нибудь перерабатывать, продолжал юноша, но он считает, что если рабочие будут обслуживать большее количество станков, выпуск продукции увеличится. Че ответил, что когда в 1959 году революционеры вошли в Гавану, то они по неопытности беспрекословно соглашались со всеми основными требованиями профсоюзных руководителей, чтобы, достигнув соглашения с ними, добиться усиления движения. Он рассказал анекдот из современной жизни: несколько дней тому назад, проверяя ремонтные работы в здании своего министерства, он встретил десятника, и тот сказал: "Ну что, майор, люди теперь работают почти так же, как и при капитализме".
Несмотря на множество проблем, возникавших в ходе практической работы, и множество ошибок, нет ни малейшего сомнения в том, что революционный пыл помогал развитию производства. Выпуск промышленной продукции (за исключением сахара) в течение первых трех лет революции возрос на 23%, "что было очень внушительным показателем", тем более в такой трудной ситуации.
Вечером 23 января Че выступил по телевидению с очень резкими словами. Он предсказал неудачу в уборке урожая сахарного тростника. Добровольцы, сказал он, попытались компенсировать нехватку рабочей силы на сафре, и добавил, что рабочие участки бригад, отправляющихся на две недели убирать тростник, будут на это время прикрыты самыми квалифицированными из товарищей-рабочих, чтобы фабричное производство не уменьшилось. Он обратился к зрителям с призывом учиться организовывать работу, .вспомнив при этом хаос 1961 года в перевозке урожая и заметив как бы вскользь, что некоторые добровольцы рубят стебли тростника слишком высоко и поэтому на будущий год он плохо растет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});