Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

ГЕРМАНИЯ

Больше всего церквей в свое время было построено в Германии стараниями неутомимого строителя протоиерея А.П.Мальцева [127] и основанного им в Берлине Владимирского Братства. Это были прекрасные, просторные храмы, отличавшиеся благоустройством и снабженные всем необходимым для церковного обихода. На судьбу этих церквей за 15 лет эмигрантского их существования имели влияние и политические сдвиги в германской политической жизни и разногласия в нашей зарубежной Церкви.

Признание большевиков германским правительством повлекло за собою передачу им здания бывшего посольства в Берлине вместе с посольской церковью, где после моего отъезда в Париж настоятелем был архимандрит Тихон. Пришлось искать помещения для церкви на стороне. Нам помог пастор Мазинг, бывший настоятель Анненкирхе в Петербурге. В Берлине он открыл русско-немецкую гимназию с интернатом на Находштрассе и, узнав про нашу беду, предложил нам помещение при гимназии. Возникла милая, уютная церковка, куда архимандрит Тихон из посольского храма и перебрался. С настоятельством его в этой церкви связана моя первая в эмиграции хиротония.

В своих письмах ко мне, уже в 1923 году, архимандрит Тихон начал намекать на желательность возведения его в сан епископа: "Я не из честолюбия пишу об этом, это нужно для пользы Церкви…", а несколько позже заявил уже без обиняков: "Я хочу быть епископом". К честолюбивому заявлению я отнесся сдержанно, но скоро обстоятельства сложились так, что я принужден был заколебаться. Приблизительно в то время появился на берлинском горизонте некто Троицкий. Он засыпал русскую колонию благодеяниями: взял на себя ремонт церквей, изъявил желание содействовать их расширению и переустройству… словом, почти в каждом донесении, поступавшем к нам в Епархиальное управление, упоминались все новые и новые его "щедроты". В ответ мы благодарили и посылали наше архипастырское благословение. В конце концов, Троицкий дал понять, что в дальнейшем его благотворительная ревность будет зависеть от того, посвящу я архимандрита Тихона в епископы или не посвящу. Я поехал в Берлин (в 1924 г.), чтобы выяснить этот вопрос на месте. Прихожане церкви на Находштрассе единодушно поддержали притязания своего настоятеля и пожелания церковного старосты — благодетеля Троицкого. Одновременно я узнал, что и в Карловцах эту хиротонию одобряют и благословляют; Тихон и там уже успел подготовить для этого почву. Я сдался и после Пасхи весной (1924 г.) посвятил архимандрита Тихона во епископы.

Тяжелое чувство осталось у меня от этого торжества… Речь нареченного во епископы обычно бывает как бы исповеданием его отношения к Церкви, а архимандрит Тихон произнес напыщенное "слово" о своем научном богословском творчестве, "которое он готов принести в дар Церкви…" В ответной речи я счел нужным подчеркнуть нескромность его заявления: "На весах Божественного Провидения все это имеет малое значение…" — сказал я. Тяжелое мое чувство было прискорбным предчувствием… Епископ Тихон с его непомерным честолюбием оказался главным виновником моего разрыва с карловцами. После Карловацкого Собора 1926 года он стал ожесточенным моим противником и грубо вытолкал моих священников из церкви на Находштрассе. Произошла эта постыдная сцена перед всенощной. Священники о. Григорий Прозоров и о. Павел Савицкий должны были служить. О.Савицкий стоял уже у престола; вошел епископ Тихон — и со всего размаху оттолкнул его… Нам пришлось с Находштрассе уйти и устроиться на новом месте.

Мы сняли маленькое, скромное помещение. Приход захирел. О.Савицкий ушел в школьные законоучители, а о. Прозоров, бывший профессор Политехникума, неактивный, придавленный революцией, оживить приходской жизни не мог. При моем втором столкновении с митрополитом Сергием Московским он меня покинул и перешел к митрополиту Елевферию. Некоторое время его заменял, без особого успеха, о. Н.Езерский, и наконец, приход возглавил о. Иоанн Шаховской, человек даровитый, высокого аскетического склада, подвижнического духа, пламенный миссионерский проповедник. Он привлек сердца; приход ожил и процвел. Когда епископ Тихон выстроил новый храм, который наименовал собором, и покинул Находштрассе, мы вновь туда перебрались.

Ближайшей помощницей о. Иоанна Шаховского стала бывшая сестра милосердия Кауфманской общины В.Масленникова (в эмиграции приняла монашеский постриг с именем Марфы). Во время войны она была командирована в Германию и Австрию для посещения лагерей военнопленных и справилась с поручением прекрасно. Потом объехала наши русские лагери военнопленных и, найдя вопиющие непорядки и злоупотребления с довольствием и проч., подняла на ноги кого следовало и во многом улучшила положение заключенных. В результате — нарекания, что она держит руку немцев. В эмиграции она опять отдалась общественной работе. С помощью подруги, графини Шак, она наняла в Берлине дом и организовала столовую для детей и для взрослых, отпуская ежедневно до 250 обедов, кому бесплатно, а кому за самую ничтожную плату. В доме была устроена церковка. Начинание прекрасное. Русская колония его очень ценила. Мать Марфа вложила в него много любви, посетители встречали теплое, участливое отношение, это привлекало к устроительнице все сердца; русская колония единодушно считала ее своим добрым гением. К сожалению, это чудное начинание по строго монашеским соображениям было ликвидировано о. Иоанном…

Наш храм в Дрездене в начале эмиграции возглавил протоиерей Можаровский [128], бывший священник Холмской епархии. Добрый, честный пастырь, тип "сельского батюшки". Недостаток общей культуры сказывался в общении с прихожанами, по преимуществу интеллигенцией, но все же со своей задачей справлялся он очень хорошо; привлек в приход проживающих в Дрездене греков. В последние годы (1935 г.), когда он состарился и ослабел, я послал ему помощника о. Сергия Шимкевича [129], воспитанника нашего Богословского Института, образованного священника, говорящего по-немецки.

Настоятелем церкви в Баден-Бадене был о. Михаил Шефирцы (из Бессарабии), священник из военнопленных. Простенький, тихий батюшка. В первые годы эмиграции в Бадене скопилось довольно много русских и приход ожил, потом ряды поредели и церковная жизнь стала замирать. В настоящее время эта прекрасная церковь почти без прихожан. Она содержалась главным образом благодаря поддержке Двора герцогини Евгении Максимилиановны, гробница которой находится в этом храме.

В Висбадене настоятелем церкви я застал престарелого протоиерея о. Сергия Протопопова [130]. По старости и болезни глаз он уже не мог исполнять своего служения. Тогда я посвятил в священники местного диакона о. Павла Адамантова, окончившего Казанскую Духовную Академию, и назначил его преемником о. Протопопова. О.Адамантов не мог создать живого прихода. По натуре человек черствый и эгоистичный, он не проявлял должного попечения о пастве. Случалось, в Пасхальную ночь, когда в Висбаден съезжались на заутреню русские не только из Висбадена, но и из окрестных городов Рейнской области, о. настоятель после службы уходил разговляться в свой прекрасный, обширный церковный дом к своей семье [131], не подумав об устройстве общеприходского розговенья хотя бы по подписке; бесприютные, голодные богомольцы были принуждены бродить по городу до утра в ожидании первого поезда или трамвая. Постоянно возникали недоразумения между прихожанами и о. настоятелем по поводу церковных доходов. Приход в Висбадене богатый, но прихожан очень мало; прекрасный наш храм, упомянутый в Бедекере, привлекал туристов, за осмотр взималась плата, пополнявшая приходскую казну. Вокруг этих церковных сумм страсти разгорелись. Эмигрантской бедноте хотелось к деньгам прикоснуться, а о. Адамантов к ним никого не подпускал. Пререкания перешли во вражду, и смута привела к печальному концу. При поддержке епископа Тихона прихожане добились секвестра церковного имущества германскими властями, как имущества выморочного, — и передали его приходу епископа Тихона. Положение для о. Адамантова создалось тягостное, и он перешел в Карловацкую юрисдикцию. Так у меня отняли этот храм и приход вследствие интриг епископа Тихона и бездеятельности о. П.Адамантова.