Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко
В добавок ко всему, детдомовцы, наглухо заклинившие с помощью всяких подручных средств вход на этаж, предупредили потрясенных столь непочтительным обхождением мусоров, что если кто-то из них сунется через баррикаду и попробует взломать закрытую дверь, то получит нунчаками по плохо соображающей голове. «Мы завалим любого, кто попытается проникнуть на этаж!» – кричали опьяненные небывалой свободой и выжранной под шумок водкой детдомовцы. Надо заметить, что дураков среди ментов не оказалось – никто из них так и не рискнул идти на приступ.
Где-то около двух часов ночи легавые, окончательно подавив, как им казалось, восстание сирот на улице, сняли осаду и отбыли в свои отделения милиции. Мы сразу же воспользовались этой передышкой, и потащили весь мусор, какой только смогли обнаружить на территории интерната (включая сюда стулья и тумбочки, выброшенные нами незадолго до этого из окон) на дорогу, дабы перегородить ментам любую возможность свободного проезда к детскому дому.
Спустя полчаса на проезжей части уже полыхал огромный костер, масштабам которого могли бы позавидовать даже пионеры, трогательно и надрывно прощающиеся с последней сменой в любимом лагере! Обозленные до чертиков, менты снова были вынуждены вернуться к интернату, но заехать на его территорию они уже не могли. Сироты, наблюдая эту, отрадную детдомовскому сердцу, картину, радостно плевались в них из окон.
Еще через какое-то время ментами была вызвана пожарная команда, которая из брандспойта расстреляла наше импровизированное огневище, потушив вместе с ним и остатки боевого запала детдомовцев. Наступило тяжелое похмелье. Было понятно, что такого надругательства над школьной администрацией и советской милицией нам никто не простит!
На следующий день с утра пораньше по интернату уже бегали десятки незнакомых детдомовцам людей, часть которых представляла какие-то комиссии из министерства образования, а часть являлась сотрудниками прокуратуры и прочих карательных органов. Нас начали таскать на допросы. Мы, понятное дело, изображали из себя убежденных толстовцев, противников всякого насилия, а любые попытки обвинить нас в сопротивлении ментам объявили гнусным поклепом, не имеющим ничего общего с действительностью!
Нам, разумеется, заявили, что просто так «этого вот всего» не оставят и что мы еще сильно пожалеем о содеянном, а пока в интернате вводится прямое милицейское управление. Заключалось оно в том, что отныне функцию главного воспитателя стал исполнять какой-то мент, назначенный на этот пост специальным распоряжением вышестоящих органов, на территории школы (правда, теперь уже не под окнами) постоянно дежурила милицейская машина, а охранять общественный порядок в детском доме в ночное время суток поставили действующих сотрудников милиции.
И ведь не обманули, гады – уже ближайшей ночью по нашему коридору расхаживали туда-сюда два здоровенных мента с собаками и детдомовцы, никогда не видавшие в интернате ничего подобного, специально время от времени гавкали из своих палат, чтобы немного позлить мусоров с их четвероногими помощниками. Но в целом, в интернате стало как-то непривычно тихо. Для заведения, где еще вчера всем скопом колотили перепуганных ментов, эту тишину можно было бы назвать даже удивительной!
Глава 69
Я конечно не первый, и последний не я.
Из песни «Господа офицеры», на слова Александра Дольского
После подавления сиротского восстания менты завели несколько уголовных дел на наших взрослых выпускников. Что же касается более мелких участников побоища, то было решено провести в интернате выездное заседание «Комиссии по делам несовершеннолетних», которая и должна была определить нашу судьбу.
Готовилась она не один день – педагогам и легавым нужно было набрать побольше компрометирующего материала, чтобы расквитаться с нами по полной программе. При этом они еще пытались утопить нас нашими же руками. Делалось это следующим образом. Однажды меня вызвал к себе новый заведующий воспитательной частью, поставленный от ментов. Промеж себя мы называли его кратко и, как всегда, исчерпывающе точно – Мудвин.
Это был в высшей степени мудаковатый толстый легаш, главной задачей которого было как следует пройтись безжалостной тяпкой по запущенной детдомовской грядке, дабы посредством жесткой прополки убрать с нее все сорняки и чертополохи, которые мешают расти одобренным свыше овощам и сильно портят внешний вид всего огорода. После того, как я зашел к Мудвину в кабинет, он суетливо закрыл входную дверь, затем приказал мне сесть (я, как водится, отказался, заявив, что «сесть мы всегда успеем»), после чего принялся, расхаживая по комнате, окучивать меня на предмет сотрудничества с администрацией. Хитрые, заплывшие жиром глазки его бегали как у человека, который давно не в ладах со своей совестью.
«Ты же умный парень и должен понимать, что лафа для вас закончилась!» – с издевкой, достойной лучшего применения, говорил мне мерзкий Мудвин. – Больше никакой вольницы мы в интернате не допустим! Сейчас я готовлю документы для отправки некоторых из вас в детскую колонию. Вопрос этот уж решенный, осталось утрясти только некоторые формальности. Слишком много вы тут накуролесили, чтобы подобное поведение могло сойти вам с рук!».
Мудвин остановился посреди комнаты, выждал небольшую паузу и, патетически возвысив голос, продолжил: «Но я совсем не желаю усадить тебя за решетку, Олег! Все будет зависеть от твоего поведения и готовности продемонстрировать свою добрую волю к исправлению!». «Екарный бабай, начались ментовские разводки» – раздраженно подумал я, а вслух глухо спросил: «Чего ходить вокруг да около? Сообщите, что я должен сделать, чтобы избежать колонии?!».
Мудвин с удивлением посмотрел на меня – он явно не ожидал такой постановки вопроса, а затем, гадко улыбаясь, подытожил свою мысль: «Мне кажется, мы сможем договориться! Расскажи мне, что тебе известно о зачинщиках и главных участниках драки с милицией? Кто из ребят в ней участвовал? Что конкретно каждый из них делал? Не волнуйся, дальше этого кабинета ничего не уйдет!».
Я медленно поднял на него свой спокойный, как мне всегда казалось, взгляд, и едва сдерживаясь от колотившей меня изнутри ярости, ответил: «Конечно, не уйдет, потому что я вам ничего не скажу. Вы что, и вправду решили, будто я соглашусь стучать вам на своих друзей?! Можете отправлять меня в вашу ебанную колонию, мне по хую!». Мудвин так и взвился до потолка от злости: «Я тебя посажу, сволочь! Запомни, герой хренов, ты будешь сидеть!». Но я, выбив ногой дверь из кабинета, уже шагал прочь от этого урода к своим ребятам, чтобы предупредить их о том, что в детдоме завелась большая и
