Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Революция резко изменила общественно-политическое положение М.В. Челнокова. Он стал комиссаром Русского музея – этим назначением он был обязан Ф.А. Головину, теперь комиссару бывшего Министерства императорского двора. На общероссийской арене Михаил Васильевич сверкнул еще раз как депутат Предпарламента, заседавшего 7-25 октября в Мариинском дворце, где раньше размещался Государственный совет.
Когда произошел Октябрьский переворот, Михаил Васильевич находился в Петрограде. Власти большевиков он не признал. Вернувшись в Москву, вошел в «Правый центр» – антибольшевистскую организацию, в которой состоял вплоть до 1918 года, до отъезда в Одессу вместе с семьей.
Годы Гражданской войны М.В. Челноков провел сначала на Юге России, затем, с 1919 года, – в Югославии. В Белграде стал одним из создателей Общества славянской взаимности и боролся за «восстановление России». Из Белграда 7 июля 1919 года он писал в Екатеринодар Н.И. Астрову: «Сущность моего пребывания здесь сводится к попытке использовать в интересах восстановления России всеобщее здесь сознание, что без великой России невозможен мир в Европе. Срединное положение Югославии, возможный ее союз с Чехией, влияние этой силы на Польшу – такие величины, которые заслуживают самого нашего пристального внимания тем более, что большевики и украинцы работают вовсю. Удивительно, как здесь мало знают о том, что такое большевики. Очень многие расположенные к России люди рисовали большевиков как апостолов равенства и справедливости, только немного обостривших процесс превращения России в царство небесное, что и вызывает отрицательное отношение к буржуазии. Мы работаем прежде всего для прочистки голов в отношении большевиков». И Челноков сообщает своему корреспонденту об огромной работе, которую ведут он и его соратники: каждый день во всех белградских газетах появляются заметки и перепечатки о России, устраиваются собрания, совершаются поездки в соседние города, а также в Боснию, Герцеговину, Черногорию, к хорватам и словенцам. К выпуску подготовлены несколько брошюр, впереди – поездки в Прагу и Варшаву. Челноков считал: «Мы в высшей степени на своем месте». Были у него и просьбы к Н.И. Астрову, в то время близкому к А.И. Деникину: «Вы не должны забывать, что украинцы и большевики работают вовсю и с огромными деньгами. Необходимо им оказывать противодействие, а для того нужны деньги. В распоряжении посольства должны быть значительные суммы для организации разъездов, печатания, пропаганды. Здесь почва благоприятна, и дело того стоит. Надо обеспечить не только настоящее, но и будущее. Скажите нашему министру пропаганды, чтобы сюда прислали несколько талантливых людей, истинных демократов, но без сантиментального флюса на левую сторону… Мое убеждение, что с Парижем лучше говорить из Белграда… и этим обстоятельством надо пользоваться».
После поражения Белого движения М.В. Челноков отошел от всякой политической деятельности и в своих письмах к Н.И. Астрову откровенно высказал свое мнение не только о будущем своих единомышленников и эмиграции, но и о будущем России. Уже 20 мая 1920 года он писал: «Во всяком случае, в них (в событиях, происходивших в России. – В.Ш.) не разберутся люди нашего типа, которые все оказались бессильны. Нужны какие-то новые люди, а нам, грешным, следует законом запретить заниматься политикой, ибо в этом отношении все люди конченые. По отношению к себе я установил этот взгляд твердо и буду, пока еще могу работать, искать применения своих сил на других поприщах». А спустя девять лет он высказался конкретнее: «Все сообщенное тобой о Париже подтверждает заключение, к которому я давно пришел: эмиграция активной роли ни в перевороте, ни после него не сыграет. Перемены в России осуществятся лишь тогда, когда подрастет молодое поколение, не познавшее ужасов войны мировой и гражданской и способное к действию».
Сам Михаил Васильевич без остатка отдавал себя практической деятельности (работе в архивах, в Союзе городов и т. д.). И в 1931 году сообщал Астрову, с которым и в эмиграции сохранял дружеские отношения и вел постоянную переписку: «Курилка – Союз городов жив, хотя и на чужой почве. Не могу сказать с уверенностью, что это дело наше с Брянским, но капля меда нашего есть. Когда мы сюда приехали, и Союз городов стал здесь работать, сербы не понимали – что это за Союз городов, и приходилось давать пояснения… Союз городов в Югославии осуществлен, и программа нашего Союза городов, как мы ее понимали для после войны, здесь проводится почти целиком… Приятно читать (в газетах. – В.Ш.), как все умно и хорошо выходит. Это косвенный ответ на ваше печалование о том, что от наших учреждений ничего не останется».
Последние годы жизни М.В. Челнокова оказались тяжелыми. Не столько потому, что дореволюционные «зубры» досаждали своими нападками и здесь, в эмиграции, сколько из-за тоски по дочерям, которые жили в Париже и с которыми он не виделся несколько лет, а также из-за тяжкой болезни. С 1926 года Михаил Васильевич страдал туберкулезом позвонков и был прикован к постели. В русской больнице в Панчеве, лежа, он писал своим прекрасным бисерным почерком. И всего за три месяца до смерти, по просьбе А.И. Гучкова, подготовил очерк для предполагавшегося публичного собрания в память Н.И. Гучкова, который скончался 6 января 1935 года.
Сам М.В. Челноков умер в Панчеве 16 августа 1935 года. Собрание в его память и в память Н.И. Гучкова состоялось 28 ноября в Париже. Очерк прочитал бывший член Московской городской думы и единомышленник Михаила Васильевича В.Ф. Малинин. По словам Малинина, он стал «лебединой песнью» автора. Можно сказать, что это и его политическое завещание. «У русских нет гения компромисса, которым так сильны „просвещенные мореплаватели“. Русские забывают, что при столкновении двух сил возможна или средняя линия, спасающая обе силы, или крушение слабейшей, что и для сильнейшей даром не проходит». М.В. Челноков подчеркнул: история «ясно показывает, как необходимо единение, терпимость к противникам, как гибельны политические разногласия, когда они переходят в раскол и вносят в деловые общественные отношения ненужные обострения, страстность и взаимное непонимание». Он призывал общественных и политических деятелей помнить об этом.
«Государство должно быть не опекуном, а миротворцем…»
Евгений Николаевич Трубецкой
Виктор Шевырин
Россию начала XX столетия, ее общественно-политическую и духовную жизнь невозможно представить без князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863–1920). Без него она лишилась бы, может быть, самых ярких своих красок. Философ, правовед, публицист, политический, общественный и религиозный деятель – он везде, на каждом из этих поприщ, являлся фигурой первой величины.
Даже внешность Евгения Николаевича казалась особенной. Многих современников он поражал своей «породистостью, мужественной, степенной красотой, неподражаемой вибрацией речи, а главное, какой-то простой, изнутри
