Иван Жидков - Однажды в России, или Z cesku – z laskou

Футбольная команда – совершенно особенный мир, который можно даже сравнить с вакуумом. Проникнуть в него полностью – невозможно, а в «Зените» это чувствовалось особенно остро. Тебя постоянно исподволь изучают, оценивают и первый вердикт, как правило, отрицательный. Жизнь футбольной команды – сложный симбиоз, отдаленно напоминающий и армию, и театральную труппу, и обычный офис, где все друг друга знают, но никто ни кого особо не любит, однако при этом все работают для достижения фирмой какой-то одной цели. Футболист всегда едет по каким-то видимым лишь ему одному рельсам, и сходит с них лишь в том случае, когда видит в этом крайнюю необходимость. Например, объехать досаждающего журналиста. Можно сделать это по-разному. Лучший вариант – вспомнить, что интервью является частью профессии, то есть, отмахнуться, поговорив с корреспондентом. Худший – просто отмахнуться, бросив что-нибудь вроде «не хочу». Рискну предположить, исходя из долгих наблюдений за жизнью «Зенита» в течение трех с половиной лет, что примерно по той же схеме футболисты решают и прочие вопросы, за исключением личной жизни, в которую лично мне кажется влезать неприличным, да и неинтересным делом. Общение с администратором, врачом, тренером – оно все, как правило, натянутое и осторожное. Игрок чувствует себя «белой костью» на биологическом уровне, и этому не приходится удивляться, если учесть, какую однажды занимательную фразу бросил в своем кабинете тогдашний спортивный директор клуба, а ныне заместитель генерального директора подмосковного «Сатурна» Борис Рапопорт. Борис Завельевич, всегда слывший любителем поговорить во время рабочего дня с прочими сотрудниками зенитовского офиса (благо находились любители послушать), во время очередного спича выдал примерно следующее: «Футболисты у нас – высшая каста. И мы все должны работать на них. Главное – это команда, мы уже люди второстепенные». Вот такое напутствие! Что уж удивляться снобизму, холодности и недоверчивости к кому бы то ни было большинства игроков. Речь, увы, прежде всего идет именно о российском контингенте зенитовцев, что полностью отражает направление в котором их воспитывали в описываемый период. В дальнейшем читатель еще не раз столкнется с примерами того, о чем здесь говорится.

Итак, я сидел и ждал появления Кержакова в предвкушении столкновения характеров. Наконец, я сразу понял, что сейчас войдет именно Саша– раздался один небрежный дежурный удар в дверь, отчего-то получился он очень уж громким. Следом как-то нарочито раскованно ввалился Керж, коротко кивнул и сел напротив тренера. Петржела деланно вытаращил глаза и, словно случайно, бросил в воздух по-чешски: «Кто это, как баран?!». И потом, после паузы и громко: «А-а, я знаю! Ты – Аршавин!». На сто процентов уверен, что Петржела сделал это специально – мол, спутал я вас, ребята. Это для Петербурга вы узнаваемые звезды, а для меня, человека из Европы, где о «Зените» не особо бывает слышно, между вами пока что нет никакой разницы. Поэтому, надо сбить спесь, слушать меня, и работать… Психологический шаг подействовал безотказно. Кержаков был тише воды, слушал вопросы, отвечал. Хотя, конечно, сомнений в том, что он продолжит «сканировать» нового неизвестного ему тренера непременно. Да что там! Саша еще, по большому счету, еще этого делать даже не начинал.

Работа работой, но я ни на секунду не забывал, что дома, мягко скажем, меня никто не ждет, кроме Его Величества Беспорядка и одиночества в каморке на третьем этаже. Днем всегда бывали перерывы на обед и легкий отдых. Обедать нас возили в ресторан неподалеку от базы. Кормили неплохо, но в целом однообразно, а мне такой стиль питания не по душе. Тем более, когда совсем нет аппетита от осознания себя полубездомным.

В тот день мы с Иваном на обед плюнули, потому что устремили усилия на поиски хоть какой-нибудь доброй бабушки, которая согласилась бы за неплохие деньги убраться в моем доме. Честно говоря, мне тогда казалось, что этим должен был бы заняться клуб, но мне постоянно объясняли, выпросить что-то непредусмотренное у руководства было довольно-таки сложно. Так уж почему-то всегда получалось в «Зените» – на зарплаты футболистам денег жалеть было не принято, базу реконструировали весьма принципиально, а вот по мелочи клуб коробчил с каким-то маниакальным наслаждением. Мне, честно говоря, было все равно – для меня нанять уборщицу было делом не сложным и недорогостоящим. Другое дело – где эту благодетельницу взять?!

Первая идея, которая пришла в голову – конечно же, на базе! Где, как не на родной базе, где все, как говорил Виталий, в моем полном распоряжении. Примерно после полудня Иван ускакал на поиски уборщицы и, наконец, появился с радостным известием – нашлась добрая душа, которая, в общем-то, может отлучиться на три часа, но лучше, конечно, чтобы ее вовремя вернули обратно – боится гнева директора.

Директор был странный человек. Больше всего он был похож на отставного военного. Очень браво ходил, не разговаривал, а кричал так, что слышно его было в противоположной части здания, от него резко пахло одеколоном, а кроме всего он частенько баловался алкоголем. Не знаю, всем ли сообщил Виталий ту же вещь что и мне – что я полный хозяин на базе, главный человек – но до директора эта «передачка» явно не дошла (впоследствии я начал выявлять, что не только до него одного). Едва он прознал, уж не знаю каким образом, что мы нанимали Его уборщицу, как устроил нам выволочку.

Об этом, впрочем, позже. Через 15 минут после того, как Иван принес благую весть о том, что я, наконец-то, смогу перестать дышать пылью, спать черт знает на чем и без содрогания заходить в ванную, бабушка умилительно влезала с двумя ведрами и шваброй в наш микроавтобус. Скоро мы оказались у меня дома, и женщина принялась за работу со столь оптимистичным прогнозом – сделаю все часика за два – что мне оставалось лишний раз восхититься русским простым народом. Тем временем, мы могли съездить по магазинам и прикупить всякого добра для дома – щеток, тряпок, подушек, одеял. Я катался по району, который совсем скоро станет для меня родным, и удивлялся. Удивлялся многим вещам. Например, очередям на автобусных остановках. Я сначала не поверил, когда мне сказали, что это люди ждут маршрутного такси. Начнем с того, что я вообще не знал, что это такое. Удивлялся магазинам-коробкам, которые кучковались у метро и где можно было купить все что угодно – от детских игрушек, до пирожков; от часов (якобы швейцарских) до так нужных мне теплых одеял. Удивлялся, как люди, работающие в этих магазинах-коробках месяцами, не имеющие возможности покинуть этот крохотный пятачок даже для того, чтобы прогуляться по неприглядной территории, прилегающей к метро по слякоти или морозу, сохраняли способность улыбаться мне, помогать выбирать вещи, благодарить за покупку, а если вдруг узнавали (поначалу это случалось еще на так часто, как потом, когда даже улицу от магазина до магазина было спокойно не перейти), то желали удачи. Как будто все эти женщины так отчаянно переживали за «Зенит».