Турсунбек Какишев - Сакен Сейфуллин

А Сакен не выпускает из рук книжечку стихов Абая.

Великий поэт подсказал ему новые мысли, новые образы. И Сакен пишет стихотворение «Акын».

Как золото слова твои для умных,А для невежды — лишь холодный ветер;Он в мыслях не вынашивает думы,Чтобы народ мой повести к рассвету.

Как вывести из тьмы отсталый народ? «О казахи мои, мой бедный народ!» — в этих грустных причитаниях вся жизнь" Абая. Неужели мы в самом деле беспомощный народ? Кто в этом виноват? Управители? Волостные? Наверное, и они. Но интеллигенты и вообще-то способны больше на разговоры. А у наших слова и вовсе расходятся с делом. Но есть ли вообще люди, которые могли бы руководить нами? Во всяком случае, это не баи, баи пекутся только о своем скоте, и нет им дела до народа, чьими руками создана вся земная красота.

У нищих ни двора и ни кола.Но есть у них мозолистые руки.Без них засохнет щедрая земля…Ты не постигнешь той земной науки.За правду можешь осудить меня,Но, повторяю, нет в тебе огня.Ты даже тем, что за душой имеешь,Распорядиться толком не умеешь.

В этих строках нашли выход думы, мучившие его еще задолго до того, как он впервые взялся за перо. А разве не о том же думал Абай? Разве он не призывал свой народ к свету, знаниям. Ужели все дело в богатстве?

Бай до поры богат — пока цел его скот,Невежество богатством прикрывая.Но нищий в ноги баю не падет,Пока душа у нищего живая.

Нет, бедняк богаче бая. Он не трясется над своими гуртами — у него их попросту нет.

Ты, Сакен, теперь уже по-новому видишь родной аул, внешне такой благополучный, а изнутри сотканный из противоречий, теперь бы ты не написал этих стихов — «Переезд на джайлау» и «Сладкий кумыс джайлау». Но поздно. Он уже послал одно из них в журнал «Айкал».

Сама жизнь подсказывала Сакену темы и настроения для стихов. Однажды он встретил круглого сироту-мальчика. Он жил где придется, кормился чем бог послал и готов был взяться за любую работу. Но ведь он только мальчик. И еще не умеет сдерживать слезы. Горькие слезы сиротства.

Кто же посочувствует тебеВ том, что ты остался сиротой?Плачешь ты и смотришь на детей,Что веселой заняты игрой.

Нет теперь таких средь мусульман,Что тебя могли бы приласкать.Не нуждался б в ласке мальчуган,Живы будь отец его и мать.

Ну, допустим, что ребенок, оставшийся без отца и матери, живет тяжело, впроголодь, бесприютно, — кого это удивит. Но разве не сироты и те дети, которые, имея и отца и мать, вынуждены падать на колени перед баями. Иначе им не прокормиться. Сакену тогда казалось, что эта беда только его народа. Что казахи мало приспособлены к труду, разобщены и поэтому не могут идти в но-ГУ с другими народами. Но Сакен заблуждался. Он готов был обвинить казахскую молодежь в праздности, в нежелании учиться, овладевать ремеслами. Эти заблуждения были рождены болью за свой народ. И болью полны его стихи.

Он мечтает о человеке, просвещенном человеке, который встал бы во главе народа. Вот каким он должен быть:

Братом называли б человека,Если б он к единству звал народ.Если б он пресек все распри века,Бросив клич отчаянный: «Вперед!»Если б он, переборов невзгоды,Стать примером для людей сумел,Если бы он для счастия народаЖизни бы своей не пожалел.

Кому дано проникнуть в думы поэта, когда он в одиночестве склонился над столом и как клятву повторяет запавшие в память слова: «Своей рукою твори свес счастье, Италия». Может быть, он ищет рифму? А может, просто перебирает мысли, словно настраивает домбру? Но он думает о народе, о его будущем. И о том, что казахский народ сам должен помочь себе.

Если не просвещенные, то кто же еще позаботится о своих темных собратьях? Иначе оставалось бы надеется на всевышнего. Ведь баи — одни готовы душу продать за лишнюю сотню баранов, другие — дома не покидают. Сидят, укрывшись в жеребячьи шкуры. Жизнь, жизнь, для баев ты сладка, для бедняка как яд.

Если бы Сакена спросили, о чем это он бормочет над чистым листом бумаги, то он не сумел бы ответить.

Брось игру, учись, мечтай, мой брат,Веселись,в полет стремись, дерзай.Думы детства попусту не трать.Знаниями сердце наполняй.

Мы пока что в полутьме сидим.А богатым ярко и в ночах.К свету, люди!Свет необходим,Зажигайте свет в своих сердцах!

Пройдут годы, прежде чем Сакен поймет источники бед не только его народа, но и других народов России, закабаленных царизмом.

Нужно возвращаться в Омск. Окончились вакации. Но у Сейфуллы нет ни копейки денег на дорогу сыну. А путь не близкий — семь-восемь дней. Найти бы попутчика. Сейфулла рыщет по аулам. День, другой. И однажды радостно сообщил Сакену:

— Сынок, готовься! Нашлись попутчики!

Попутчики оказались кереями[17] и торговали лесом.

Понемногу завязался разговор, хотя братья были хмуры и молчаливы. Сакен убедился в верности народной пословицы: «Если у керея родится сын, то дереву цвесть». Какой бы разговор они ни повели, с их уст не сходят слова «дерево», «лес». Как только сойдутся — все толки о лесорубах, столярах, плотниках. О Бакижане, искусном резчике по дереву, о срубщике Рамазане, о силачах Мукуше и Жумане, которые могут уволочь огромное сосновое бревно.

Далеко ли уедешь на волах? На четвертые сутки еле добрались до родных мест кереев. Дальше, в Омск, Сакену предстояло ехать с другими попутчиками.

Начавшийся еще с Аккуля перелесок при подъезде к Борли превратился в непроходимый лес. Здесь нетрудно было бы и заблудиться. Кругом сосны и березы. Когда солнце опустилось уже совсем низко, путники подъехали к аулу.

— Ну как, с удачей вас нынче? — спрашивали братьев аксакалы, изредка бросая взгляд в сторону незнакомого им Сакена. К приезжим подошел смуглолицый, рябой джигит, низенького роста, с блестящей медной пластинкой на лацкане форменного кителя и в фуражке набекрень.