Анатолий Толмачев - Калинин

Так в Ревеле была создана марксистская боевая группа. На одном из собраний члены ее договорились о правилах конспирации: партийных кличках, паролях, явках. Каждому члену давалось боевое поручение. Прежде всего нужно было достать гектограф, шрифт, мастику, бумагу для листовок.

С гектографом, за что очень боялся Калинин, дело оказалось проще всего: его доставил с одним из очередных рейсов из петербургской организации свой человек. Со шрифтом и мастикой пришлось помучиться. Выручили типографские работники. Они просто-напросто выкрали необходимое количество мастики и шрифта.

Все необходимые к гектографу принадлежности изготовили на заводах. Валик же принялись делать прямо на квартире у Калинина — он снимал в подвале две комнаты за пять рублей в месяц. Комнаты мгновенно заполнились едким и густым дымом. Калинин, протирая очки, усмехался:

— Ничего, ребята, не такое еще терпеть придется…

Когда мастику начали выливать в форму, раздался стук в дверь.

«Кто бы это?» Калинин огляделся. Быстро все принадлежности сунул под кровать, помощников вытолкнул в соседнюю комнату и только тогда открыл дверь.

На пороге стоял жандарм.

«Неужели провал в самом начале?»

Однако жандарм пришел с очередным извещением о вызове на допрос по «тифлисскому делу». Калинин, облегченно вздохнув, пожаловался на печку, которая неизвестно отчего дымит и воняет.

Жандарм посочувствовал, потоптался немного и ушел.

Через несколько дней свеженькие прокламации, напечатанные на эстонском языке, заполнили железнодорожные мастерские. В них говорилось о невыносимых условиях труда, о сверхурочных работах, за которые не платили ни гроша. Они призывали бороться за восьмичасовой рабочий день. Во всех бедствиях народных прокламации обвиняли царя и прогнивший строй России.

Гектограф пригодился и для распространения материалов «Искры». Как только приходил очередной номер, Калинин передавал его Тирвельту. Тирвельт тут же переводил на эстонский язык наиболее важные материалы и принимался размножать их на гектографе в виде листовок.

Если случалась задержка с присылкой газеты, Калинин писал Надежде Константиновне Крупской, работавшей секретарем редакции. Переписка с «Искрой» велась через Макса Блюмберга — свой адрес Михаил Иванович не указывал.

«Искра» была широко известна в Ревеле. Рабочие, несмотря на конспирацию, знали, что распространение этой газеты дело рук русского токаря и его товарищей — Тирвельта, Татьяны Словатинской и других.

Часто наезжали товарищи из Петербурга. Очередную посылку с литературой доставил Калинину Ванюшка Иванов — тот самый, с которым жили три года назад в Волынкиной под одной крышей. Друзья проговорили всю ночь. Калинин без конца расспрашивал о петербургских делах, знакомил с положением дел в Ревеле.

Как родному, обрадовался Николаю Янкельсону, вместе с которым памятным июлем 1898 года был первый раз арестован. От радости не спросил даже, почему это Николай вдруг оказался в Ревеле, не заметил, что в голосе его часто звучат какие-то фальшивые нотки.

Тяжелый урок получил Калинин из-за этой ошибки. Мог ли он подозревать, что еще три года назад Николай не выдержал угроз, струсил, поддался уговорам, польстился на полицейские денежки, выделенные для иуд, подобных ему! Не знал Михаил, что не друга уже привлекает он к делу, не товарищу доверяет тайны шифрованной переписки, а человеку, привыкшему в установленные сроки получать в полицейском управлении пакет с хрустящими бумажками. Янкельсон узнал многое, узнал даже, в каком кармане носит Михаил листовки.

В конце декабря 1902 года Михаил Иванович тайно выехал в Петербург за книгами, газетами, листовками, или, как тогда говорили социал-демократы, за «литературой». Новый год встретил у Константина Беднякова, одного из деятелей петербургской организации. На другой день, нагруженный литературой, Калинин вернулся в Ревель.

Литературу удалось быстро раздать, частью припрятать. Всегда после того, как освобождался от опасного груза, Калинин чувствовал внутренний подъем, прилив энергии, желание действовать. Да и чего греха таить, спокойнее становилось.

Но в тот день вдруг появилась в душе какая-то тревога, ожидание неприятности. Стоял, как обычно, у станка, и его все время преследовало желание оглянуться. Не выдержал, обернулся в ту самую минуту, когда по бокам выросли два жандарма.

Мысль вдруг заработала ясно и отчетливо, отмечая малейшие детали: «Почему это вдруг жандармы сразу полезли в правый карман пиджака, что висел на гвозде? Откуда могли знать, что в нем частенько пачка листовок или газет лежит? Что дома? Там все в порядке».

Быстро успокоился. Дал себя обыскать.

Вышел из цеха в сопровождении тех же жандармов. В дверях обернулся, увидел устремленные на него взгляды товарищей. Без страха, ободряюще смотрели Каллас, Вески, молодой Карл Рохтма — все его боевые друзья.

Думал, в тюрьму, но повели домой, на Ново-Фишермайскую: обыск полагалось делать в присутствии хозяина квартиры.

Жандармы попались добросовестные. Молча, с тупой настойчивостью пересматривали книжку за книжкой. Отобрали книг пятьдесят, показавшихся подозрительными, сложили аккуратной горкой. Полковник, руководивший обыском, так же молча наблюдал за ними, постукивая пальцами по столу. Калинин смотрел на него: «Неужели не догадается открыть ящик?»

В столе был шифр. Время шло. Полковник, теряя терпение, торопил жандармов.

Михаил Иванович поспешно сорвал с кровати простыню, вытащил из шкафа веревку, начал помогать связывать книги.

«Неужели пронесло? Только бы поскорее ушли!»

Полковник сел писать протокол. Калинин, укладывая книги на простыню, уголком глаза следил за его руками: длинные, неуклюжие, весь стол занимают. «И чего он все ерзает?» И вдруг ахнул. Задев за ручку ящика, полковник приоткрыл его и заулыбался:

— Я и забыл сюда посмотреть, а они вот где!

Угодливо изогнувшись, один из жандармов выкладывал из стола брошюрки. «Торжество социализма», «Ходынка»… А, это вроде как ключ для шифрованной переписки. Ну, а это, и ребенку понятно, шифр.

Калинин опять перестал волноваться. Злость только разобрала на себя: «Простыню им еще давал!» Встал, выдернул из-под книг запылившийся белый холст, аккуратно постелил на прежнее место. Веревку свернул, положил в шкаф: «Черт бы вас побрал! Связывайте сами…»

Калинин не знал, что очередной, тридцать четвертый номер «Искры» Отметил его арест в «Хронике революционной борьбы»: «Ревель. 15 января арест, раб. Мих. Калинин (в третий раз)».

В тюрьме узнал об аресте соратников: Тирвельта, Блюмберга и других.