Анастас Микоян - Так было
Многих из моих одноклассников нет уже в живых. Некоторые из них Алиханян, Стамболцян, Костанян, Бальян, Гардашьян, Акопян, Еремян, Маркарян, к сожалению, стали жертвами репрессий 1937–1938 гг. Все они посмертно реабилитированы, и честь их полностью восстановлена.
Еще не закончив всех выпускных экзаменов, я, как и другие мои однокашники, много думал о том, что буду делать после окончания семинарии. В то время главной задачей я ставил продолжение политического образования и революционную работу. А для этого мне надо было еще два-три года целиком посвятить учебе. Мне казалось, что только после этого я, чувствуя себя в какой-то степени теоретически подготовленным марксистом, смогу более уверенно и активно участвовать в революционной борьбе.
С этой целью я решил, как ни парадоксально это звучит, поступить в Армянскую духовную академию. Она находилась в древнем городке Эчмиадзине близ Еревана и была единственным в Армении высшим учебным заведением, куда абитуриенты из семинарии принимались без экзаменов. Обучение было бесплатным. Более того, студенты находились на полном обеспечении и жили в интернате. Последнее обстоятельство было для меня немаловажным, принимая во внимание мое незавидное материальное положение.
В создавшейся обстановке академия для меня была идеальным решением вопроса. Хорошие отметки в аттестате зрелости служили известной гарантией, что меня в академию примут. Такое же решение приняло и большинство семинаристов моих товарищей по марксистскому кружку.
18 сентября 1916 г. я получил уведомление, что меня приняли в число студентов 1-го курса академии, а через два дня я подал прошение тифлисскому воинскому начальнику об отсрочке от призыва в армию до окончания обучения в академии. Просьба была удовлетворена.
В академии, кроме ректора и преподавателя греческого языка, все были гражданскими, а не духовными лицами. Изучали мы в основном историю древней Армении средних веков и нового времени; историческую географию Армении; армянскую литературу и язык — начиная с древних времен.
Я довольно быстро освоился в новой обстановке и уже через несколько дней разработал план своих занятий — и по основной программе академии, и по изучению марксистской литературы. С однокурсником Арамом Шахгальдяном мы раздобыли керосиновую лампу, вставали обычно в три часа ночи (когда все еще спали), отправлялись в ту аудиторию, в которой занимался весь наш курс, и работали там до 7 часов утра, до завтрака. Я изучал тогда третий том «Капитала» Маркса. После первого тома «Капитала» второй и третий тома усваивались мною довольно легко. Потом, вслед за третьим томом, я прочитал две неоконченные тетради Маркса, вошедшие, как известно, в четвертый том «Капитала» («Теория прибавочной стоимости»).
Сидели мы с Арамом на последней парте, в самом конце аудитории. Рядом стояла этажерка для книг: в ней-то мы и хранили десятка полтора книг Маркса, Энгельса, Ленина, Плеханова и других авторов. Вспоминаю, как во время общих курсовых занятий я незаметно вытаскивал два экземпляра книги Каутского «Аграрный вопрос» (на немецком и русском языках) и с увлечением читал, одновременно убивая двух зайцев: постигая содержание книги и овладевая немецким языком, чтобы иметь возможность читать классиков марксизма в подлинниках. Занятия эти шли у меня довольно успешно.
Вскоре по приезде в Эчмиадзин мы организовали марксистский кружок. В него вошли все товарищи, прибывшие из Тифлиса, и двое, окончивших Шушинскую семинарию. Мы регулярно получали еженедельную газету «Пайкар», выходившую в Тифлисе на армянском языке, и активно обсуждали статьи, которые в ней публиковались. Это меня увлекало.
В декабре 1916 г. я написал свою первую статью и направил ее в редакцию «Пайкара». Статья была острой, полемической, направленной против печатного выступления одного видного дашнакского деятеля по национальному вопросу. Она появилась в «Пайкаре» без всяких изменений со стороны редакции, но цензура основательно поработала над ней ножницами.
Я к тому времени с работами Адама Смита знаком не был, но Туган-Барановского уже читал. Когда у нас начались дискуссии, пришлось взяться и за Адама Смита. Помню разгоревшиеся споры вокруг теории трудовой стоимости. Студент 3-го курса Манукян отстаивал взгляды австрийского экономиста Бем-Баверка, который выдвинул «теорию предельной полезности». Для неподготовленного человека эта работа была более доступна, нежели теория прибавочной стоимости Маркса.
Я обратился за помощью к профессору нашего курса Ашоту Иоанесяну. Мне было известно, что он — подготовленный марксист, доктор наук, получивший образование в Германии. Он дал мне австрийский журнал «Маркс штудиум», в котором была опубликована статья на эту тему. С помощью словаря я одолел ее.
Кстати, должен сказать, что Ашот Иоанесян после победы Советской власти стал секретарем ЦК Компартии Армении. Пройдя через репрессии 30-х годов, он выжил и стал действительным членом Армянской академии наук, вел большую научную работу в области истории армянской общественной мысли.
В свое время он оказал всем нам, и мне в частности, большую помощь, познакомил с Геворгом Атарбекяном — членом большевистской партии, который жил тогда в Эчмиадзине, с тем самым Атарбекяном, который впоследствии прославился в борьбе с контрреволюцией в 1918–1919 гг. на Северном Кавказе.
Все эти встречи и знакомства со старыми, опытными и образованными марксистами во многом способствовали нашему росту — тогда еще очень молодых коммунистов.
Мой товарищ по академии Погосян отлично владел грузинским языком. Я попросил его научить меня читать, писать и говорить по-грузински, считая, что это может очень пригодиться мне в предстоящей революционной работе. В течение нескольких месяцев я так усердно занимался с Погосяном, что мог уже без большого труда читать на грузинском языке газеты, которые выписывал мой товарищ.
Потом мы условились с Товмасяном из Шуши, что он, работая над совершенствованием своих знаний в азербайджанском языке, будет обучать этому языку и меня. Впоследствии это пригодилось мне в практической работе.
Ректором нашей академии был отец Гарегин — человек лет сорока пяти, ниже среднего роста, с симпатичным лицом и красивой бородой. Он был очень спокойный и уравновешенный человек. Ректор решил заинтересовать нас письменностью и древнеармянской литературой. Пригласил нас как-то в монастырь, где хранились древние рукописи. То, что мы там увидели, нас поразило. Мы не представляли, что у армян существует такое ценное собрание старинных рукописей, с необычайной красотой и любовью написанных на папирусах, пергаментах и коже, богато иллюстрированных талантливыми художниками. Поражало разнообразие и свежесть красок. Мы искренне благодарили ректора за то, что он все это нам показал и дал при этом подробные и интересные пояснения. Все эти богатства теперь находятся в Матенадаране — известном хранилище древних рукописей в Ереване.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});