Мария Бекетова - Александр Блок. Биографический очерк

До женитьбы (он женился в 23 года) мать была для него самым близким человеком на свете, но и с ней он был далеко не вполне откровенен. У них было так много общего, что Ал. Ал. говорил порою: «Мы с мамой – почти одно и то же». Близкие люди это понимали. Общая склонность к мистицизму, повышенная до болезненности чувствительность и тонкость восприятий, та нежность, которая причиняла ему столько страданий при соприкосновении с жизнью, – все это равно характерно для обоих, так же, как и мятежный ум, вечно ищущий правду. Детская шаловливость и способность заражать других своим весельем, то, что отличало его мать до той поры, пока жизнь не смяла ее своей тяжелой рукой, – все это было и в нем, и даже некоторые противоречия были у них общие: чуждаться людей, уставать от них, временами их ненавидеть и в то же время глубоко ими интересоваться и каждому, кто в них нуждается, щедро и не щадя сил, давать лучшее, что есть в душе, откликаясь на их призыв.

Оба они, попав в буржуазную военную среду из исключительной атмосферы бекетовского дома, чувствовали себя в ней чужими и скованными и обращались к тому, что оставили. Служебные интересы, стоявшие на первом плане у Франца Феликсовича, были им глубоко чужды. Все это еще больше их сближало в те годы, когда Блок начал писать уже не детские стихи. Много лет мать была его единственным советником. Она указывала ему на недостатки первых творческих шагов. Он прислушивался к ее советам, доверяя ее вкусу.

Он любил мать глубоко, но не был изъявителен. Это выражалось не в ласках. Ласки были ему вообще несвойственны. Его привязанность проявлялась в каких-нибудь особых заботах, в доверии к ней, в одном мимолетном слове или движении. И больше всего в беспокойстве об ее здоровье и душевном состоянии. Тут он был до крайности чуток, что проявлялось особенно тогда, когда она старалась скрыть от него свое состояние. Он любил делать ей подарки, мальчиком дарил ей на свои скудные карманные деньги какие-нибудь безделушки вроде вазочек для цветов. Рабочий ящик с принадлежностями – тоже его подарок; юношей он стал дарить ей книги.

В автобиографии читаем: «Детство мое прошло в семье моей матери. Здесь господствовали в общем старинные понятия о литературных ценностях и идеалах. Говоря вульгарно, по-верленовски, преобладание имела здесь eloquence [55] ; одной только матери моей свойственны были постоянный мятеж и беспокойство о новом, и мои стремления к musique [56] находили поддержку у нее» [57] . В литературных вкусах мать и сын в те времена сходились. Такой поэт, как Аполлон Григорьев, вообще мало популярный, был одним из любимцев Александры Андреевны еще в юном возрасте, и Александру Александровичу он, как известно, был тоже особенно дорог. Фет, Полонский, Тютчев – все это воспринял поэт с юных лет. Вкус к литературной прозе проявился очень поздно, вместе со вступлением поэта в жизнь. Впоследствии исключительно привязался он к Флоберу и больше всего к роману его «Education sentimentale» [58] . В нашей семье почему-то не любили Флобера, и сестра Александра Андреевна сражалась из-за него со своей матерью. Но зато специалистом по Флоберу оказался ее первый муж, с которым они вообще перечитали множество книг. Сестра читала мужу вслух. А за чтением следовали бесконечные разговоры. За два года совместной жизни в Варшаве Александр Львович многому научил жену. Он пошел навстречу ее душевным стремлениям. Ее художественные вкусы под его влиянием и расширились, и углубились. Муж сыграл большую роль в развитии ее личности и подготовил почву для понимания поэзии сына. Тем более непонятно, почему он сам так странно относился к его стихам. Стихи эти посылал ему Александр Александрович в письмах, но ничего, кроме холодной насмешки и довольно едкой критики, не получал от него в ответ. Быть может, это был просто педагогический прием? Этот вопрос остается неразрешенным. По-своему Александр Львович любил сына. Это видно из писем его к Александре Андреевне, часть которых сохранилась, а часть погибла при разгроме Шахматова. Но в часы свиданий с сыном отец томил его своей отвлеченностью, сухостью, цинизмом, нескончаемой иронией и не сделал ничего для сближения с сыном.

Вторая жена Александра Львовича тоже недолго прожила с ним, кажется, года четыре. Покидая мужа, она спасала дочку, трехлетнюю Ангелину. На этот раз муж не противился ее отъезду. Но это окончательное крушение семейного очага сильно его изменило: он потерял самоуверенность, стал болеть.

Глава шестая

В январе 1903 года разразилось событие, которое произвело на Блока горестное впечатление. Умерли Соловьевы, Михаил Сергеевич и Ольга Михайловна. Оба были дороги нашей семье. Михаил Сергеевич был человек обаятельный. С разносторонним умом он соединял железную волю. Этот маленький хрупкий человек с болезненно бледным лицом и тщедушным телом оказывал огромное влияние на всех, кто стоял к нему близко. Он был всеобщим любимцем: любили его и родные, и друзья, и многочисленные знакомые. В нашей семье – все, начиная с моих родителей и кончая Ал. Ал. Ольга Михайловна была ему под стать. И вдвоем они составляли гармоническую пару, связанную глубокой обоюдной любовью и общностью интересов. Вокруг них создавалась исключительная атмосфера: чуткая, одухотворенная, чуждая всякой условности и банальщины. Соловьевы бывали у нас и в Петербурге, и в Шахматове. Их приезда ждали, как праздника. Зимой они жили в Москве, летом в Дедове. (Имение матери Ольги Михайловны. О нем упоминает в своих воспоминаниях Андрей Белый.) В обстановке того старинного флигеля, где они жили, было что-то бесконечно привлекательное и своеобразное. В нем царил зеленый сумрак от близко разросшихся деревьев. Очень старая мебель, старинные книги в переплетах из свиной кожи; по стенам – эскизы Ольги Михайловны (по профессии она была художница) и наброски с картин старинных мастеров. И ко всему этому так шел облик Михаила Сергеевича с его тихой, спокойной манерой, и его красивая жена со смуглым лицом цыганского типа и вспыхивающими глазами неуловимого цвета. В этом флигеле бывал и Александр Александрович. Все ему здесь нравилось. Единственный сын Соловьевых, Сережа, приезжал к нам в Шахматово еще ребенком вместе с отцом. Потом одно время он стал ездить каждое лето. В пору создания стихов о Прекрасной Даме началось более тесное сближение с этим мальчиком, рано приобщившимся к литературе, талантливым и развитым не по летам. Все его друзья, начиная с самого близкого, Бориса Николаевича Бугаева, были значительно старше его, но это не мешало ему идти с ними в ногу.

Михаил Сергеевич умер очень рано. Ольга Михайловна не решилась доживать свою жизнь без него. Она застрелилась тут же, через несколько минут после его кончины. Сереже было в то время 16 лет. Но у него было столько родных и любящих друзей, которые поддержали его в трудную минуту. А больше всего поддержала его «тетя Соня», та самая добрая и светлая Софья Григорьевна Карелина, о которой упоминалось раньше. Она так же, как и Ал. Ал-чу, приходилась Сереже внучатой теткой.