Анна Цомакион - Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии

Но в Ломбардии делать было нечего: там все было потеряно. Гарибальди отправился в Геную. Здесь явилась к нему депутация от сицилийцев с предложением стать во главе восстания в Сицилии. Сначала он было принял это предложение, но, узнав о событиях в Папской области, решил прийти на помощь Риму. Здесь дела приняли совершенно новый оборот. 23 марта был созван митинг, на котором, согласно требованию нескольких демагогов, решено было призвать народ к оружию. Во главе собравшейся многочисленной толпы народные вожди отправились к папе с просьбою благословить оружие. Папа, уже успевший изменить своим прежним идеалам и потерять популярность, отказался принять их. К тому времени за выходом в отставку министра Мамиани, который вынужден был оставить портфель благодаря реакционным мероприятиям папы, место его занял Пелегрино-Росси, патриот старого закала, совершенно чуждый новейшим стремлениям. При входе в залу парламента он был убит ударом кинжала. Испуганный папа приписал это дело либералам и, обманув французского посла, предлагавшего ему гостеприимство в своем отечестве, тайно бежал в Гаэту. В Риме светская власть папы была объявлена упраздненною, и учреждена республика, управление которой вверено триумвирату, составленному из Армелини, Саффи и Мадзини, выбранного заочно большинством в 9 тыс. голосов.

Последние события застали Гарибальди в Равенне, где он формировал сильный отряд волонтеров; он отправился в Рим, пока один, для переговоров с временным правительством. Сначала триумвиры не решились допустить Гарибальди в Рим; но скоро произошли события, заставившие их призвать нового генерала на защиту города. 24 апреля 1849 года французская эскадра, состоящая из 14 военных кораблей, прибыла в Чивитавеккью. После некоторых переговоров комендант крепости полковник Меллара и городские власти позволили высадиться войскам, которые, по уверению генерала Удино, были присланы для защиты Папской области от произвола австрийцев. Но первым проявлением дружеских намерений французского генерала было разоружение гарнизона Меллары. В сущности осада Рима была заранее решена в Париже, и генерал Удино явился с отрядом в 8 тыс. человек. 28 апреля он двинулся к Риму. При известии о прибытии французской эскадры в Чивитавеккью римское собрание открыло ежедневные заседания. Дебатировался вопрос, принять ли французов в столицу как друзей, или же силе противопоставить силу. В результате долгих дебатов решено было защищаться до последней крайности. Издан был декрет, сообщавший это решение собрания; на улицах города началось сооружение баррикад и установка орудий на возвышенных местах. В это время Гарибальди по вызову явился в Рим.

Верхом на лошади, живописно задрапированный в белое пончо, в широкой красной рубашке, в большой черной шляпе, украшенной развевающимся страусовым пером, с рассыпавшимися по могучим плечам прекрасными золотистыми кудрями, Гарибальди представлял фигуру, исполненную гордого величия. Мигом всю толпу осенила одна и та же мысль, одна и та же надежда: вот он, тот человек, которому надлежит взять на себя защиту вечного города, вот тот, кто один может отразить врага, как бы силен он ни был. “Гарибальди! Гарибальди!” – слышалось со всех сторон, в то время как в воздух высоко взлетали платки и шляпы; бесчисленные голоса сливались в общий гул, и народ бушевал в неистовом восторге, встречая легендарного героя, в эту минуту напоминавшего одного из своих великих предков.

Как только прошли первые восторги толпы, Гарибальди принялся за дело. Прежде всего предстояло набрать достаточное количество людей. Гарибальди дали бригаду, представлявшую удивительную смесь людей всевозможных возрастов, профессий, состояний и даже национальностей. Но все эти люди, так резко различавшиеся на первый взгляд, составляли одно тесно сплоченное гармоническое целое, связанное общим патриотическим чувством. Сюда входили два батальона легионеров, одетых в красные блузы с зеленой отделкой, между ними сорок человек, приехавших из Монтевидео, триста волонтеров, вернувшихся из Венеции, четыреста студентов, триста таможенных служителей, триста эмигрантов; всего две тысячи пятьсот человек. Гарибальди поручили защиту самого опасного пункта.

Между тем, французы успели подойти к городу. Выбрав себе проводниками священников, шедших впереди с распятием в руках, Удино двинулся в таком направлении, чтобы избежать огня бастионов, расположенных между воротами св. Панкратия и Тибром. Заметив это движение, Гарибальди атаковал неприятеля в том месте, где последний менее всего предполагал опасность. В течение девяти часов непрерывного боя невозможно было решить, на чьей стороне будет победа. Это, как говорили тогда, была битва монтевидеоских тигров с африканскими львами. Наконец, ударив в штыки, Гарибальди привел осаждающих в полное смятение. Потери французов были громадны. Удино отступил. С удалением неприятеля весь город был иллюминован; всюду слышны были звуки песен и музыки.

Не довольствуясь своей победой, Гарибальди обратился к триумвирату с просьбою дозволить ему отрезать французскому генералу отступление к Чивитавеккье. “Я обещал вам, – говорил Гарибальди, – что разобью французов, и сдержал слово; теперь я обещаю вам, что не дам им времени вернуться к своим кораблям”. Но Мадзини, бывший в то время фактическим диктатором Рима, воспротивился такому плану: “Не следует, – говорил он, – решительным поражением наживать себе врага во Франции”. Это была несчастная мысль; если бы после поражения для Удино оказалось невозможным пробраться в Чивитавеккью, Римская республика могла бы быть спасена, и задача французского генерала вместо взятия Рима свелась бы к обратному завоеванию Чивитавеккьи. Когда Удино прислал просить перемирия, Мадзини дал свое согласие и, таким образом, свел на ноль блестящее дело 30 апреля. Между тем, французское правительство прислало Лессепса, будущего строителя Суэцкого канала, уладить мирными переговорами отношения с республикой. В то время, пока велись переговоры, территория республики постепенно была занята вновь прибывшими войсками неаполитанскими, австрийскими и испанскими.

Утром 13 мая на помощь Удино прибыло значительное подкрепление войсками и оружием. В этот же день доблестный защитник Рима получил звание дивизионного генерала. То же звание дано было полковнику Розелли, которому Мадзини вверил главное начальство над войсками. Это распоряжение было результатом недоброжелательного отношения диктатора к Гарибальди, что ни для кого не составляло тайны; но, чуждый мелочного самолюбия, всецело преданный отечеству, герой покорился; он готов был сражаться в качестве простого солдата.