Елена Якович - Дочь философа Шпета в фильме Елены Якович. Полная версия воспоминаний Марины Густавовны Шторх

В своих «Записках уцелевшего» рассказал о том, как пережили в Москве гибель Алферовых, и князь Сергей Михайлович Голицын, который учился в уже бывшей алферовской гимназии, переделанной при советской власти в школу № 11 имени Льва Толстого:

Несколько дней спустя ошеломленные москвичи прочли их фамилии в списке расстрелянных. Без следствия! Без суда! В том списке значились и другие представители московской интеллигенции. Но прошло несколько лет, имена тех погибших потускнели, а ореол мученичества вокруг Александры Самсоновны и Александра Даниловича продолжал светить кровавым светом в стенах основанной ими гимназии. Их дух словно витал по классам, по коридорам, по залу. И ученики, подобно мне явившиеся в это здание уже после их смерти, от своих старших сестер твердо усвоили, какими благородными людьми были оба безвинно погибших.

И это преклонение, и эта боль от сознания, что погибли ни за что ставшие легендарными замечательные педагоги, прошли через все мои годы учения. Их смерть сплачивала между собой в более поздние времена бывших учеников. И когда, может быть даже полвека спустя, я встречался с теми, кто учился в алферовской гимназии, старше или моложе меня, то невольно в моем сердце возникало особенно теплое чувство к ее основателям. И наверное, неслучайно среди бывших алферовцев разных поколений так много оказалось тех, кто побывал в лагерях и кто там погиб.

8

Вот в какую гимназию поступила моя мама, Наташа Гучкова, прямо из рук нянек-гувернанток, выучив дома французский и немецкий. Мама очень любила обоих Алферовых и явно была из таких любимых учениц. Александр Данилович, я знаю, с маминым классом ставил спектакли, играли Толстого, печатали красочные афиши, гости съезжались со всей Москвы…

Мама училась в седьмом классе, когда вокруг заговорили о том, что в их гимназии появился новый молодой преподаватель логики – Густав Густавович Шпет. Старшие девочки из восьмого – выпускного – класса рассказывали: такой преподаватель! такой преподаватель! интересный такой! И мама с другими семиклассницами решила бегать в гардероб почаще, чтобы его увидеть. И увидели, и сказали старшим девочкам: «Чего вы в нем нашли? Даже красивым не назовешь. Что в нем такого интересного?» А те им говорят: «Вот подождите, будет он у вас читать, тогда поймете». Так они и остались ждать, когда перейдут в восьмой класс и познакомятся с этим таинственным Шпетом.

И вот, наконец, наступает та среда или четверг (не помню, какой день), когда он к ним приходит. Ну, Шпет как Шпет, не какой-то там красавец с усами залихватскими, а обычный человек в пиджаке. А вот занятиями его весь класс действительно был пленен. Отец очень хорошо говорил, очень свободно, очень ярко. И мама нам рассказывала, что половина девочек в него повлюблялась. Но что она – не сразу. А девочки стали подмечать: «Наташа, разве ты не видишь, что когда Шпет рассказывает что-то интересное или приводит какой-нибудь пример, то он непременно остановит взгляд на тебе?» Она говорит: «Нет-нет, ничего подобного, он на всех смотрит!» А таки было не на всех. Уже он заприметил маму. Она всегда была прелестной и необыкновенно элегантной, словно вышла из бунинского «Легкого дыхания». Думаю даже, что мама была одной из первых красавиц по Москве.

Тем временем в Алферовскую гимназию перевелась из интерната Фон-Дервиз Марина Цветаева и пришла в мамин класс. Видимо, они подружились, потому что юная Марина написала в альбом Наташе Гучковой стихотворение про их гимназические будни:

…Мелькает серое пальто измятое,Фуражка с венчиком, унылый ликИ руки красные, к ушам прижатые,И черный фартучек со связкой книг.Проснулась улица. Глядит, угрюмаяГлазами хмурыми немых окон.Уснуть, забыться бы с отрадной думою,Что жизнь нам грезится, а это сон!

Если бы они обе знали, какие страшные сны готовит им жизнь…

И ведь что интересно: в Киеве папа преподавал в Фундуклеевской женской гимназии, и там у него ученицей была Анна Ахматова. Так что две лучшие поэтессы того времени учились в тех школах, где Шпет преподавал.

А папа между тем был уже совсем влюблен в маму. И она отвечала ему взаимностью.

Постепенно они стали видеться не только в гимназии, но еще и в частном доме. Друзья моей бабушки, Варвары Ильиничны Гучковой, некие Рачинские, узнав, что мама очень влюблена в своего учителя, стали приглашать ее к себе – на те философские вечера, где бывал и Шпет. Григорий Алексеевич Рачинский читал литературу в университете и был председателем Религиозно-философского общества в Москве. Его жена Татьяна Анатольевна, урожденная Мамонтова, принадлежала к семье знаменитых московских меценатов. К ним были вхожи люди науки и искусства, и Шпет тоже.

А уж когда она окончила гимназию, то он был принят и в доме ее отца, Константина Ивановича Гучкова. Вроде как считалось, что приходит он не к маме, не к Наташе, а в дом. То есть его принимала всегда моя бабушка. И даже началась переписка. Причем, поскольку было неприличным писать прямо Наташе, то первое время он писал и Варваре Ильиничне одновременно. И потом, когда уже они стали встречаться не только явно, но иногда и тайком, и где-то наедине, завязались отношения, которые вполне одобряла бабушка и не очень, по-моему, одобрял дедушка. Но тем не менее дошло до того, что папа стал считаться женихом мамы.

Правда, дедушка, как и вся мамина родня со стороны Гучковых, полагал, что мама выходит за бессребреника, за человека без денег. Действительно, не знаю, как в других странах, но в России во все времена ученые не были среди богатых сословий. Но это еще полбеды. Единственная дочь Константина Ивановича Гучкова, красавица и умница Наташа, собралась замуж за женатого приват-доцента с двумя детьми!

Дело в том, что, когда они встретились, папа жил со своей первой семьей. В Киеве, в 1904 году, будучи всего-навсего студентом, он сумел, после решительных отказов, за четыре месяца очаровать и взять в жены известную актрису Марию Александровну Крестовскую, на десять лет старше его. Ее настоящая фамилия была Крестовоздвиженская, Крестовская – сценическое имя. Она тогда блистала, была первой актрисой – об этом нам рассказывала Нина Николаевна Литовцева, жена Василия Ивановича Качалова, они знали ее еще по Киеву.

Мария Александровна боготворила великую итальянскую актрису Элеонору Дузе. Поэтому, когда у нее родилась первая дочь, ей очень хотелось назвать ее Элеонорой. А папа категорически воспротивился этому. И в конце концов они сговорились на имени Ленора, получилась Нора. Вторую дочь назвали Маргаритой, потому что это была любимая роль Марии Александровны, в которой она видела Дузе на сцене и сама потом играла в «Даме с камелиями».