Борис Немцов - Провинциал

Я начинаю гордиться Нижним и понимаю: можно проводить достаточно разумную и самостоятельную политику на региональном уровне. Хотя я отдаю себе отчет в том, что решения Москвы и правительства, которые касаются глобальных экономических и социальных проблем (курса доллара, например, или системы экспортного контроля, таможенных правил), — эти решения подобны наезду экскаватора на детскую песочницу. И я тогда подобен человеку, который пытается лепить песочный город.

Вот в таких условиях может существовать «белый остров в красном море». В условиях очень неустойчивых, очень сильно зависящих от внешних факторов. Постоянно угроза цунами, которое просто смоет этот остров. Цунами в виде экономического идиотизма.

Конформизм — беспринципное соглашательство, которое, на мой взгляд, исходит из толстовского или вообще православного принципа «на все воля Божия». Это — принижение возможностей каждого конкретного человека. Возможностей воздействовать на ситуацию.

Большинство людей во всем мире — конформисты. Это нормально. Это создает стабильность в обществе.

Но если общество целиком состоит из одних конформистов, оно обречено на застой. Потому что любые изменения всегда связаны с личностями бунтарскими, недовольными существующим положением дел и нетрусливыми. С личностями, которые способны бросить вызов обществу.

Таких людей мало. Но именно с ними связан прогресс.

Те семь человек, которые в 1968 году вышли на Красную площадь с протестом против советских танков в Праге, стали духовной основой оппозиции. Стремления к свободе и независимости вообще.

Вместе с тем нонконформисты могут быть и разрушителями. Анархисты и фашисты — тоже нонконформисты. Тоже идут против господствующих в обществе принципов. Но осуществление их идей может стать трагедией для огромного количества людей.

Так что конформизм, с моей точки зрения, не является отрицательным качеством человека. Скорее это свойство уравновешенного общества. Общества, в котором революционные перемены не воспринимаются как благо.

Неистребимая мечта некоторых интеллектуалов, а также слабых и ленивых людей. Модель общества, неосуществимая никогда. Просто потому, что в природе нет примеров абсолютного равенства, независимо от начальных условий. Как правило, абсолютное равенство кончается нищетой для большинства и богатством для меньшинства. Которое, кстати, отнюдь не заработало это богатство своим трудом.

Между прочим, у Владимира Даля в словаре есть удивительное определение коммунизма: «право каждого на чужую собственность».

Вечно обиженные и вечно вчерашние.

Антипод реальности. Неосуществимая идея. Коммунизм. Зазеркальный мир, который должен стать границей для здорового общества. Туда не следует заглядывать.

Коммунизм был нужен миру, чтобы мир не свернул с дороги естественного развития. Но почему именно Россия была избрана в качестве плацдарма для жестокой утопии, я не знаю.

Это где-то на небесах решалось.

Анонимная сила. «Есть мнение» — ужасное изречение. Оно либо камуфлирует тайные замыслы того, кто эти слова произносит, либо показывает трусость, либо означает чванливое отношение начальства к народу как к быдлу. «Есть мне-ние» — формула манипуляции общественным мнением.

Сейчас это выражение мало употребляется, оно осталось в прошлом. Но сегодня есть формулы ничуть не лучше. Например, «по мнению аналитиков…» Или «эксперты считают…» На самом деле я знаю, как рождаются подобные изречения. Как правило, они означают всего лишь мнение конкретного журналиста, или политолога, или социолога, ученого. Мнение, которое отнюдь не является общепринятым, но которое хочется навязать людям. И оно навязывается обезличенно, потому что ни с кем не идентифицируется. Не с кем спорить! Потому и действует.

Цензура — навязывание своей собственной точки зрения обществу и прессе. Как правило, цензура исходит от властей, хотя и не всегда. Иногда она исходит от хозяев.

Цензура есть всегда и везде. И в открытом обществе, и в закрытом. Но в тоталитарном обществе цензура исходила от власти, и потому информация выдавалась в виде стереотипов, существующих во властных головах. В демократическом обществе цензура осуществляется хозяевами средств массовой информации. Но поскольку этих хозяев много и у них разные позиции, то каждая газета или телекомпания может занять свою нишу, и тогда совокупная палитра всех средств массовой информации создает ощущение многоцветности и отсутствия цензуры.

Внутренний цензор есть, естественно, у каждого человека. Каждый нормальный человек имеет внутренние ограничения, «что можно — что нельзя». У кого-то эти внутренние ограничения столь сильны, что он кажется «человеком в футляре». Замкнутым и неинтересным. У других, наоборот, внутренний цензор слаб — такие люди воспринимаются как экстравагантные и вызывающие.

Но цензор есть у всех. Даже у Мадонны, которая считается символом вседозволенности.

На фоне американского пуританства Мадонну даже не могут вселить в конкретные дома в Нью-Йорке, где живут респектабельные люди, с гораздо большими ограничителями. Тем не менее, я уверен, есть такие вещи, которые даже Мадонна не может сделать, — в силу собственных внутренних тормозов.

Сопротивление неприятно, но необходимо. Согласен с тем, что опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Только все-таки надо видеть разницу между сопротивлением и конфронтацией.

Разница существенная. Сопротивление — это желание высказать свою позицию, даже если она отличается от позиции «босса». А конфронтация — это желание во что бы то ни стало противостоять, противоречить своему оппоненту, не имея в виду достижение позитивной цели.

Государство как самодовлеющая сила, порабощающая человека.

Имперское сознание присуще многим, кто сейчас стремится к власти. Это грозит России произволом. Вследствие психологии, свойственной российской бюрократии и традиционным политическим концепциям. Для таких политиков «империя» предстает в крайнем, оголенном варианте: полное пренебрежение правами, свободами граждан. Для страны это беда. Либерализм для России гораздо более целебное лекарство, чем доведенное до абсурда государственничество. Причем наиболее эффектно, когда либерализм достигается не либеральными методами (вспомним хотя бы Петра Великого и Столыпина).