Федор Елисеев - Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

Четвертый день войны. Встреча с 1-м Лабинским полком

23 октября западнее Баязета вся конница обоих отрядов встретилась.

Рано утром мы подошли к 1-му Лабинскому полку. Разбросанными сотнями между глыбами он стоял спешенным. Офицеры сообщили, что во время короткой перестрелки с курдами шальной пулей убит наповал в голову отличный офицер полка хорунжий Кофанов и сейчас привезли его тело. В мирное время, в Персии, в борьбе против курдов племени шаксевен за отличие он награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, что говорило о незаурядной доблести этого офицера.

Смерть хорунжего Кофанова искренне огорчила лабинцев. Но сочувствовать было некогда. Раздались слова команды, и полки быстро вытянулись на запад, да так быстро, что наша бригада, только что подошедшая, догоняла колонну широкой рысью.

Незабываемо красочная картина была тогда! Семь казачьих конных полков с тремя батареями длинной лентой в колонне по три широкой рысью двигались на запад, в глубь Турции. Все громыхало по каменьям и грозной лавиной двигалось, плыло вперед. Казалось, что всю эту массу казачьей конницы в 7000 всадников никто и ничто не может остановить.

Для истории перечисляю полки, тогда летевшие так к воинской славе Кубанского войска: 1-й Лабинский, 1-й Черноморский, 3-й Черноморский, 1-й Таманский, 1-й Кавказский и Терского войска — 3-й Кизляро-Гребенской и 3-й Волгский.

Полки шли по Диадинской долине. Мы слышали безостановочные орудийные выстрелы впереди и видели белые шрапнельные разрывы и, не останавливаясь, двигались радостно вперед… Наша бригада на перевале. На нем десятки трупов смуглых молодых курдов. То отличный результат работы одной из кубанских батарей. Неприятно было смотреть на окровавленные трупы с раздробленными черепами, но… это есть наш противник. Эти полудикие курды хотели остановить наше победное движение в глубь Турции, почему нам становится почти приятно, что их «так хорошо пощипали»…

На Диадинском перевале — большой привал. Подошел головной батальон 2-й Кубанской бригады. Они раскинулись между нашими казаками, быстро сбросили из-за плеч свои «сыдиры» (походные вещевые мешки), достали хлеб, сало, консервы и с большим аппетитом начали есть, как всегда у казаков, перебрасываясь между собой разными шутками. Мимо нас проходил крупный и нарядно-важный генерал Абациев на высоком и лощеном коне. За ним — его штаб. Наши казаки-кавказцы да и господа офицеры впервые его увидели, почему и вглядывались в столь импозантного и крупного казачьего генерала. Пластуны же, увлекшись едой и, естественно, желая отдохнуть, совершенно не обращали на него внимания. К тому же они уже его видели не раз как начальника Эриванского отряда. И вдруг Абациев громко вскрикнул:

— Вста-ать!.. Смиррно!

Большинство казаков поднялись на ноги и отдали ему честь. Он проследовал дальше, не повернув даже и головы в нашу сторону.

— Шо цэ?… ышь… якый жыгыт… — услышали мы голос какого-то пластуна позади нас. Мы переглянулись с Леурдой и засмеялись.

По уставу на привале и на биваке не подается команда «Смирно», чтобы не беспокоить воинских чинов на отдыхе. В данном случае пластун-черноморец своеобразно вынес свой протест, почему нам и было смешно.

В Диадине — ночлег. Многотысячная масса казачьей конницы и пластунов в одну ночь «объела» этот маленький городок. На следующий день вся конница выступила дальше. Наша бригада шла вновь в хвосте колонны. Мы чувствовали, что нас усиленно «обходят». Ведь так может окончиться война, так как турки бегут от нас, и мы в ней словно и не участвуем. Старались сами себя успокоить, что мы, туркестанцы, есть «гости» здесь и лавры боевого первенства должны принадлежать здешним полкам. И в этот день мы убедились, что генерал Абациев предпочел иметь во главе всей конницы молодого, энергичного своего кубанского генерала Певнева, чем спокойного и пожилого генерала Николаева, неведомого ему.

Пятый день войны. Черноморцы

К вечеру 24 октября вошли в село Ташлы-чай-суфла. Шел мелкий сухой снег и покрыл землю. Впереди нас, к западу, довольно сильная ружейная стрельба и редкая орудийная. То авангардный 3-й Волгский полк полковника Тускаева вел бой.

Полки расположились биваком. Наш полк рядом с 1-м и 3-м Черноморскими полками. Они наши родные «отдельцы». Среди них встретили знакомых офицеров по льготным лагерным сборам на Кубани. Нас, «закаспийцев», они пригласили к себе на походный ужин. Там увидел хорунжего Н. Н. Черножукова, хорошо мне знакомого по лагерному пиршеству. Как всегда, он стильно одет, бодр и весел. Нарядный галунный револьверный шнур не гармонировал с военной обстановкой, но подчеркивал его гордый вид. Черножуков — полковой адъютант 3-го Черноморского полка. Он отдал какие-то приказания ординарцам и отчетливо доложил своему командиру полка, войсковому старшине Кравченко (бывший офицер 1-го Запорожского полка).

Пятая сотня 1-го Черноморского полка «весело ужинает» со своим командиром есаулом Левандовским. С запорожскими усами, в добротной черкеске и при оружии, сидя на бурках среди своих офицеров, отличным баритоном он запевает песни, и сотенный хор казаков дружно подхватывает их, словно перекликаясь с ним, со своим командиром. Поют казаки отлично и весело, будто и нет войны. Такое веселье да еще под выстрелы авангардного полка нам понравилось и удивило. В нашем полку этого не могло быть. В нашем полку царило священное сознание, что мы выступили на войну, каждый день несет опасность, поэтому надо быть всегда начеку и душу свою содержать в чистоте, в посте, так как над нею сейчас витает смерть. Офицеры-черноморцы войну понимали, видимо, иначе. Дух былого бесшабашного запорожского казачества глубоко сидел в их существе.

Есаул Левандовский за конную атаку был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени и в 1919–1920 годах стал генералом и комендантом Екатеринодара.

Война удивительно раскрывает душу человека и выявляет его таким, какой он есть в действительности, а не прикрытый воинской дисциплиной, воспитанием или умением «держать себя».

Назад в Баязет

Утром 25 октября полки выстроились для наступления на Кара-Килису, что находится в большой и богатой Алашкертской долине. И каково же было наше огорчение, когда нашей бригаде приказали идти назад и расположиться в самом Баязете.

Выступили. Шел мокрый снег с дождем. Наш полк обстреляли курды с юга. Мигузов бросил меня со взводом выбить их из села. Широким наметом разомкнутым строем по мягкому болотистому грунту казаки скачут вперед. Село занято, но курды скрылись в горы. В селе только женщины и дети.