Федор Елисеев - Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

— Почему кричат «ура»? — спрашиваю.

— Урядник Малыхин вернулся. Баязет в наших руках. За это генерал Абациев поздравил его «зауряд-хорунжим», вот почему и кричат «ура». По докладу Малыхина, наш, 1-й Кавказский полк почти одновременно с ними подошел к Баязету. Турки оставили его без боя.

Абациев в хане, в штабе Гулыги. Последний, вновь, как ртуть, веселый и подвижный, радостно повторяет своим громким, с хрипотой голосом:

— Ну и кавказцы! Баязет взяли!

Я получаю ответный секретный пакет своему начальнику отряда, козыряю важному, крупному Абациеву. Генерал Гулыга вновь обнимает меня и просит передать сердечный привет так дорогим ему кавказцам, атаманом отдела коих он был около четырех лет.

Выхожу из генеральской ханы и попадаю в многосотенную толпу пластунов. Мой взвод казаков в конном строю окружен ими тесным кольцом. То все пластуны 10-го батальона, формируемого из нашего отдела. У каждого казака моего взвода стоят тут его родные станичники, друзья детства, кумовья, сваты-сваточки, соседи, которые не виделись между собою многие годы. Поэтому у всех радостные лица, и бесконечные опросы и расспросы. В чистенькой черкеске, в новеньких золотых пластунских погонах с малиновым просветом, одетый, словно «идти в гости», меня обнимает станичник, друг детства, хорунжий Володя Куркин, только что выпущенный из военного училища. Вижу усатых есаулов-пластунов, живших на льготе в нашей станице, когда я был мальчиком и юнкером. Пластуны-станичники, считая себя по праву более близкими ко мне, «отталкивая» в сторону субординацию, окружив тесным кольцом, называя только по имени, расспрашивают, расспрашивают, а о чем — трудно сосредоточиться мне и что-либо ответить. И так это радостно всем было ощущать нашу войсковую семейную казачью близость, да еще под стенами исторического Баязета!

В стороне стоит мой двоюродный брат Филя Савелов. Он в присутствии своего строгого командира сотни подъесаула Копанева не может подойти ко мне. Он ведь только младший урядник. И только что прибыл с Малыхйным из-под Баязета. Филя старше меня на целых десять лет, но он самый любимый человек во всем савеловском роде, как выдающийся наездник, песельник и танцор, красавец брюнет с голубыми глазами, и такой всегда милый, добрый и почтительный ко всем старшим. Я его давно не видел, как и он меня еще не видел в офицерском чине. Нарушая все воинские законы, быстро подхожу к нему, обнимаю, а он так робок передо мною, «его благородием», которого он всегда раньше называл только Федюшка, как очень маленького своего двоюродного и любимого братца.

2-я Кубанская пластунская бригада генерала Гулыги, авангард Эриванского отряда, наступала через Чингильский перевал. В голову был брошен 10-й батальон. Бой начался артиллерийской подготовкой. Сам Гулыга в передовых цепях. Турецкая пуля, ударившись в камень у ног генерала, расплющилась.

— Это к счастью, — весело говорит Гулыга, поднимает ее и кладет в карман.

Первого раненого пластуна он обнимает и целует и тут же поздравляет с награждением Георгиевским крестом. Так рассказывали станичники и добавляли — могло ли что остановить пластунов после этого?

2-я Кавказская казачья дивизия Эриванского отряда под начальством генерала Певнева наступала западнее, через Мысунский перевал. Быстро сбив турок и курдов, спустились в Турцию. 3-я сотня 1-го Лабинского полка под командой сотника Коли Бабиева шла в голове дивизии. Задача дивизии — перерезать путь Баязет — Диадин.

Баязет, по рассказам наших дедов, участников русско-турецкой кампании 1877–1878 годов, вошел в психологию казаков как очень сильная турецкая крепость. Мы и предполагали, что турки дадут нам бой с большим сопротивлением. В своей победе мы не сомневались. Перед столь мощными казачьими отрядами, казалось тогда, ничего не устоит.

Столь неожиданное занятие крепости Баязет радостным эхом облетело всех. Вот почему пять батальонов пластунов, численностью около четырех тысяч человек, сосредоточенных в селе Агнот, выбросились на улицы. Сплошные папахи, черкески, кожухи… Все это ласкало сердце и глаз и заставило забыть тяжкий осадок первого боя.

Распрощались со всеми. И под восторженные крики «ура», под размахивание папахами остающихся отдохнувший взвод первоочередного полка — с радостной душой и легкой поступью своих кабардинских коней — стал спускаться вниз, направляясь в свой полк, уже в Баязет.

Мы шли теперь уже не болотами, а прямой дорогой. И как не похож теперь этот наш путь на путь ночной! И как раздольно на всей этой Баязетской долине! И страха никакого уж нет! Вся долина ведь находится в руках победных казаков!

В дождливый вечер прибыли к Баязету. Вся бригада расположена биваком в палатках у подножия хребта. До Баязета вверх по ущелью около двух верст. Явился к генералу Николаеву и представил секретный пакет от генерала Абациева. Николаев — добрый старик, участник русско-японской войны, глубоко посмотрел мне в глаза и поблагодарил за выполненную задачу. Начальник штаба бригады капитан Сычев просил меня задержаться у него и начал буквально вытягивать от меня все до мельчайших подробностей — что я видел и узнал об отряде генерала Абациева. О штабных офицерах, об их плане, что они говорили между собой, что говорили или спрашивали о нашем отряде. Это был настоящий допрос, словно перебежчика из противного стана… С капитаном Сычевым я был знаком еще по Мерву, где он командовал ротой туркестанских стрелков для ценза, почему я ему достаточно смело для моего чина хорунжего ответил, что все это не относилось к моей задаче, а он любезно, с улыбкой, дружески-наставительно сказал:

— Аа… нет, хорунжий! Вы должны, как говорят, даже и все сплетни узнать, какие имеются в других штабах… Вот это и называется «настоящая и глубокая доподлинная разведка»!..

Мне, молодому офицеру, воспитанному на долге, чести и чистоте, все это совершенно не понравилось, о чем я ему и доложил.

— Это, хорунжий, надо понимать не буквально, но всякий офицер, попав в другой отряд, должен во все вникнуть, даже и сверх своей задачи. Но я вами очень доволен. Вы свою задачу выполнили отлично и своевременно, — закончил он.

Командир полка полковник Мигузов, на удивление, был также очень любезен.

Наша, 3-я сотня вернулась из сторожевого охранения поздно вечером, мокрая после дождя, захлюстанная и усталая. В палатке командира сотни благородного подъесаула Маневского я рассказал ему и хорунжему Леурде всю одиссею ночного разъезда, описал встречу с генералами Абациевым и Гулыгой, пластунами. Мы ели горячий борщ из казачьего котла, потом пили чай, а дождь стучал по палатке, но нам тепло, тепло на душе…