В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии - Амир Хан
– Она говорит, что немного устала, но в целом чувствует себя хорошо, – сказал Питер.
– Ты ходила на рентгенографию?
Ивана покачала головой и что-то пробормотала.
– Еще нет, ей было некогда, – перевел Питер.
Ирен задала вопрос.
– Мама девочки хочет знать, получили ли вы результаты анализа крови, – пояснил Питер.
– Да, получил, – ответил я.
Сообщать такие новости всегда трудно, и делать это нужно очень осторожно. Это тяжело даже в тех случаях, когда обе стороны говорят на одном языке. Обстоятельства, в которых мы находились, усложняли ситуацию, но другого выхода не было.
– Скажите, когда вы пришли ко мне в прошлый раз, чего вы боялись? – спросил я. Мне важно было понять, на каком этапе мыслительного процесса они находились, чтобы я мог подобрать правильный подход.
– Она говорит, что у Иваны может быть низкий уровень железа, поэтому она такая усталая, – перевел Питер слова Ирен.
Я кивнул.
– Что ж, результаты анализа кое-что показали, но это не просто дефицит железа, – сказал я. Это был предупредительный выстрел.
Когда Питер передал мои слова, настроение присутствующих сразу изменилось.
– И что они показали? – спросил Питер от лица Иваны и Ирен.
Я сделал глубокий вдох.
– Ивана, анализ крови показал, что у тебя не все в порядке с костным мозгом. Уровень лейкоцитов в твоей крови очень высокий, а уровень эритроцитов – очень низкий, – объяснил я и сделал паузу, чтобы Питер успел все перевести.
Ни Ивана, ни ее мама ничего не ответили и просто смотрели на меня.
– Такие результаты позволяют сделать вывод об определенном типе рака крови, – продолжил я, глядя на Ивану.
Слово «рак» переводить не требовалось. Ирен охнула и прижала руку к груди.
– Рак?! – воскликнула женщина.
Питер перевел фразу целиком. Глаза Иваны расширились, и она прикусила нижнюю губу. Мне нужно было договорить.
– Я был бы плохим врачом, если бы не был с вами честен, – сказал я. – Меня очень обеспокоили результаты анализа крови.
– Какой это тип рака? – спросила Ирен через Питера.
– Я опасаюсь, что это лейкемия, – прямо ответил я.
На какое-то мгновение страшное слово повисло в воздухе.
– Это опасно? – спросила Ивана на английском. Это разбило мне сердце.
– Ивана, я надеюсь, что мы распознали болезнь на ранней стадии. Если это лейкемия, то лечение вполне эффективно, но специалисты объяснят все лучше меня.
Когда я работал младшим врачом, я провел четыре месяца в детском онкологическом отделении. Моя роль была незначительной, и я всего лишь брал у пациентов кровь на анализ и заполнял карты, однако я представлял, что ждало Ивану.
При детской лейкемии прогноз хороший, но лечение очень агрессивное. Интенсивность лечения навсегда меняла детей и их близких.
Иване предстояло провести много времени в больницах и ездить в другой город к онкологам, а ее маме – надолго отлучаться с работы.
– Что нам сейчас делать? – спросила Ирен. У нее в глазах стояли слезы, и я протянул женщине бумажную салфетку.
– Я поговорю с педиатрами из больницы. Думаю, они смогут принять Ивану сегодня же.
Ирен кинула. Ивана ничего не сказала.
– Могу я поинтересоваться, где отец Иваны? – спросил я. Мне хотелось поговорить и с ним тоже. Ирен что-то сказала Питеру.
– Он погиб в Словакии три года назад, – перевел Питер. – Несчастный случай на работе.
Бедный Питер: я не сказал ему о результатах анализа крови заранее, поэтому для него это тоже стало новостью. Думаю, разговор его шокировал, потому что переводчиков, в отличие от врачей, не учили сообщать такие новости.
– Мне очень жаль, – сказал я. – Я понимаю, что на вас сейчас свалилась куча информации, но, может, у вас есть вопросы?
Ивана что-то сказала Питеру.
– Им нужно ехать в больницу прямо сейчас или они могут сначала заехать домой? – перевел он.
– Вы можете поехать домой, чтобы собрать сумку, – сказал я. – Скорее всего, вас либо госпитализируют, либо направят к специалистам в более крупную больницу, поэтому вы должны быть к этому готовы.
Они кивнули. Ирен сказала, что ей нужно позвонить в школу и на работу, чтобы объяснить, что случилось. Я поговорил с педиатрами из больницы, и они согласились принять Ивану в тот же день. Я распечатал направление и протянул его Ирен.
– Я знаю, что вам будет очень непросто, и, если вам что-нибудь понадобится, обязательно обращайтесь, – сказал я.
Ирен взяла направление и поблагодарила меня. Я попросил Питера проводить Ивану и Ирен до стойки администратора, где им нужно было оставить свой новый адрес и номер телефона. Интуиция подсказывала, что они понадобятся мне в будущем.
После их ухода я стал заполнять карту и задумался о том, как чувствует себя человек, который живет в чужой стране, не говорит на местном языке и узнает о подобном диагнозе. В больнице им могли оказать поддержку, но я боялся, что такой опыт только усугубит страхи и опасения Иваны и Ирен.
Позднее я рассказал обо всем Элисон.
– Разве ты не рад, что назначил анализ крови, Амир? – удивилась она.
– Мне просто повезло, Элисон. В другом случае я бы не стал назначать анализ крови ребенку. Это была удача.
У Иваны диагностировали острый лимфобластный лейкоз. Мы почти не виделись во время лечения, и девочке оказывали помощь в основном больничные специалисты. По просьбе Ирен я написал письмо ее работодателю, в котором объяснил, что ей требуется надолго отлучаться с работы, чтобы возить дочь в больницу на лечение.
Мы обнаружили болезнь на ранней стадии, и лечение оказалось эффективным. Через год Ивана вошла в ремиссию, и теперь она каждые полгода проходит обследование. Ее образование пострадало, и девочке пришлось остаться на второй год. К сожалению, работодатель Ирен не вошел в ее положение, и женщину уволили из-за частых отгулов. В семье начались финансовые проблемы, но, когда Ирен приходила ко мне в последний раз, она сказала, что ее пригласили на собеседование в местный супермаркет. Я пообещал, что буду держать за нее пальцы крестиком.
Глава 5
В интервью с актерами и телеведущими я часто слышал фразу: «Я не работаю с детьми и животными». Врачи общей практики часто имеют дело с детьми и привыкают к их плачу и крикам во время осмотра. Честно говоря, мы рады, когда дети кричат и плачут: это значит, что они неплохо себя чувствуют и в них много энергии для борьбы с болезнью. Если ребенок тихий и вялый – это серьезный повод для беспокойства. Мы редко видим животных в нашей клинике, что вполне логично, ведь мы врачи общей практики, а не ветеринары. Однако
